Но опять угодил в то же самое место, как в необъятную Вселенную. А нацеливать удар туда, естественно, бессмысленно, хотя всему, что касается Вселенной, меня никогда не обучали.

Промазал!

Это может значить только одно – мне приснилось, что меня будят эти сволочи, что стреляют шприцами со снотворным. Переплетение сна с действительностью не может до добра довести. Однажды в поезде, на верхней полке купе, мне приснилась отчаянная схватка. И я во сне пробил ногой насквозь стену. Какой-то странный тип решился в момент, когда я сплю, устроить променад по коридору вагона, и ему моя сонная нога едва-едва не своротила в сторону нос. Пришлось потом долго объясняться с нарядом линейной милиции, который незамедлительно вызвала перепуганная проводница. Объясниться было трудно, потому что я был трезв, а трезвые обычно не хулиганят с такими последствиями. Только когда они внимательно рассмотрели мои документы и когда я вкратце объяснил им, что кошмары часто преследуют инвалида-капитана, а когда он начнет нервничать вследствие этих кошмаров, то становится неуправляемым и может натворить бед собеседникам, они, для понимания ситуации глянув еще раз на проломленную стену, благополучно удалились, объяснив проводнице, что, поскольку жертв моего буйства обнаружено не было, дело против меня возбудить невозможно. А порча собственности железной дороги легко списывается на несчастный случай, отягощенный «афганским синдромом». Естественно, кроме «афганского синдрома», я не рассказал ментам ни об одном другом синдроме. Их же в действительности было множество.

– Вставай, пролежни скоро на боку затемнеют... И обед придется собакам отдавать... Все уже давно остыло.

Я отчаянно и без всякой надежды на успех еще раз, словно пьяный, отмахнулся ногой. И уже только после этого открыл усталый после двойной слоновьей дозы снотворного левый глаз. Специально один, чтобы это выглядело ехиднее. Потом и правый открыл.

Нате вам, получите скандал!

– Привет!

Чему же тут удивляться, что я промахиваюсь, когда будит меня Виталька Пулатов. Он заранее знает, куда я ударю, и легко смещается в сторону, словно сам бьет, – школу мы проходили одну и думаем в экстремальных ситуациях одинаково. Даже в тех экстремальных, когда еще наполовину спим.

А улыбается-то, как маска классического негодяя в японском театре!

– Рад тебя видеть живым и в хорошей форме.

– Привет. Относительно живого я могу со скрипом согласиться, а вот что касается формы, ты совершенно в этом не прав. После снотворного я второй день себя чувствую, как намертво иссушенная трава в данной местности. Видел, наверное, такую, когда подъезжал?

– Видели те, кто меня привозил. И в таком случае я жду от тебя дружеского сочувствия. Мне снотворное всадили дважды, чтобы спокойнее и без дополнительных жертв добраться до этой камеры.

– Сволота... Мне тоже две порции досталось. Оторвать бы им кое-что, чтобы других таких не плодили...

Я сел и помотал отчаянно, до одури, головой. Так собаки после купания брызги стряхивают. Попытался и я стряхнуть естественную вялость и сонливость. Но настроение при виде Виталия улучшилось. Я знал, что он окажется здесь, но не был уверен, что нам предоставят возможность встретиться. По крайней мере, встретиться сразу.

– Эти олухи не понимают, что каждого из нас по отдельности они еще смогут удержать. А двое для них – слишком много.

– Это точно... – Внешне Виталий сделал рукой просто жест, якобы подтверждающий мои слова и собственную категоричную решимость постоять за свою свободу.

И только я один понял, что он предупредил меня – комната, вероятно, прослушивается и находится, возможно, даже под видеонаблюдением.