Обещают в конце месяца рассчитаться. Ну что, ферштейн?
Лапин ссутулился еще сильнее. Его неподвижный взгляд был сфокусирован в одной точке, на облезлых носах давно не видевших крема башмаков. Мелешин протянул руку за пивной банкой, сорвал крышку, поставил пиво на край стола.
– Угощайся, Сергей Иваныч. Раз уж так вышло, давай выпьем, перекусим... Мне одному всегда скучно. Подсаживайся. А чего морда такая красная? Ветром нахлестало? Давай рванем по стопарю, для профилактики. Счас достану из заначки.
Мелешин загремел связкой ключей, открыл сейф, стоявший у него прямо за спиной, достал из гулкого металлического чрева плоскую, выгнутой формы, флягу из нержавейки. В былые времена в таких выносили спирт: она хорошо прилегает к телу и не бросается в глаза. Затем на столе появились круглые стаканы и бутылка нарзана.
– Бавить будешь? Или запивать?
Прозрачная жидкость на четверть наполнила стаканы.
– Запью.
– Правильно. Иначе вкуса не разберешь. Давай за успехи!
Спирт пить не просто, тут необходимо умение. Лапин проглотил огненную воду; задержал дыхание, налил в освободившийся стакан минералки, запил и только тогда перевел дух.
– Хорошо! – крякнул Мелешин. – Это же стопроцентно чистый продукт! На нем знаешь, какие бабки можно делать!
– Какие? – сипло переспросил Лапин, нашаривая в кульке скользкий огурчик. Упруго хрустящая ароматно-соленая мякоть сразу успокоила обожженное горло.
– Вот смотри, еще со времен «триста первого» у нас осталось пять тонн спирта. Настоящего, кристального, как слеза! Сейчас такого днем с огнем не найдешь!
Мелешин аппетитно хрустел огурцом и пальцами отправлял в рот куски ветчины один за другим. Лапин отметил, что у него крепкие редкие зубы.
Если бы их сдвинуть...
– Грубо говоря, это пять тысяч литров. Или пятнадцать тысяч бутылок водки. Если отдавать оптом, по шесть тысяч, получаем доход девяносто миллионов рубчиков!
Мелешин довольно рассмеялся, оторвал половину цыпленка и вгрызся в белое мясо.
– Понятно, Алтайцеву дать, туда-сюда десяток «лимонов», но и нам кое-что останется... – пробубнил он с набитым ртом.
– Кому нам?
– Нам с тобой! Устраивает тебя такое дело?
Михалыч говорил искренне, от души, он слегка «поплыл», в таком состоянии хочется сказать другому человеку приятное. Но захмелевший Лапин твердо знал, что в этом партнерстве он может рассчитывать только на роль наклейщика этикеток в каком-нибудь подвале с поденной ставкой в десять тысяч рублей, которые еще неизвестно как удастся получить. Он меланхолично жевал сыр и не отвечал. Но сотрапезник и не ждал ответа.
– По второй? – Плоская, изогнутая по форме пролетарского живота фляжка качнулась к посуде.
– Чуть-чуть...
На этот раз Мелешин налил себе две трети стакана.
– Капустой закуси... Ух, здорово-о-о! Ну, будем!
Он одним махом опрокинул свою порцию, вытащил из кулька пригоршню капусты, ловко отправил в рот. Несколько белых полосок прилипли к подбородку.
Сергей отвернулся. Ему неприятно было смотреть на этого человека. Он радушно угощал, делал лестные предложения, но именно из-за него и ему подобных Лапин, Антонина и Димка, как и тысячи других людей, доведены до скотского состояния. А сегодняшнее угощение стоит несравненно меньше, чем Михалыч ему должен. Выпил, закусил – и ушел довольный. А шесть миллионов так и останутся в чужом кармане. Лохов учат.
– Что это ты такой пасмурный, Сережа? Может, случилось чего?
Лапин перевел взгляд в окно. Мокрый снег прекратился. Но идти никуда не хотелось. Да и некуда ему идти.
– Чего ты, правда? Может, я помогу чем?
Спирт сделал свое дело. |