Изменить размер шрифта - +
Ничего не надо рассчитывать, уточнять, компенсировать. Форштевень его наползает прямо на нить прицела.

— Носовые — пли!

Срочное погружение. Стрелка глубиномера стремительно бежит вправо. Вторая минута с момента залпа — слышим раз за разом три взрыва.

Словом, отстрелялись отменно. Начали послезалповое маневрирование, чтобы уйти от бомбежки.

Немцы нас, конечно, слушают, стараются бросать бомбы прицельно. А наш Командир хитрит. Как только пошла серия бомб, команда «Полный вперед!» — в это время немец не только нас, он и себя в этом грохоте не слышит.

Отгремели глубинки — команда: «Стоп моторы!» — и в лодке тишина. Даже не слышно, как Боцман спички из коробка в коробок перекладывает. Пошла очередная серия — мы опять на полном ходу. А взрывы все дальше и дальше за кормой.

Вскоре Акустик докладывает:

— Горизонт чист!

Штурман прокладывает курс в базу. Настроение радостное: домой идем, с победами. Там нас три порося ждут, благодарность командования, а с течением времени — и ордена.

И вот на тебе!

— Центральный пост! Скрежет по левому борту! — пошли доклады из носовых и кормовых отсеков.

Да мы и без докладов слышим омерзительный визгливый звук металла о металл. И у всех одна мысль: «Минреп зацепили!» И у всех опять одно ожидание. А чего ждем? Ждем взрыва. Сейчас подтянем к борту рогатую сволочь — она и ахнет.

— Стоп моторы!

После этой команды лодка должна начать медленное погружение. Однако «Щучка» зависает, остается на прежней глубине.

Мало того, что нас что-то держит, так появляется еще и крен. Непонятно ведет себя эхолот: показывает попеременно то пять, то аж семнадцать метров. Хотя лодка висит стабильно.

Боцман, по своей привычке, скребет клешней в затылке. Командир и Штурман переговариваются вполголоса, ищут разгадку морской загадки.

— Это не минреп, — говорит Командир. — Что-то другое. Сеть?

— Откуда здесь сеть? Да и минного поля здесь быть не должно.

— Не минреп. Шли самым малым, а толчок — будто в стену ударили.

— Если бы минреп, — вставляет свое слово Боцман, — мы бы мину на этом ходу притянули бы к себе. И уж она бы себя обозначила!

— Это радует! — Командир сосет пустую трубку. Даже себе он не позволяет курить на глубине. — И скрежет для минрепа не характерный, минреп мягче скребет. Обо что-то массивное тремся.

Штурман, вдруг сообразив, кинулся к вахтенному журналу. И Командир, будто что-то вспомнив, склоняется над вчерашней страницей.

Они переглянулись, и оба согласно покачали головами. Штурман ткнул пальцем в нужную строку:

— Вот! И время, и место.

Все стало ясно: под нами затонувший корабль. Тот самый, который мы здесь вчера (время и место) пустили на дно. Мстит, стало быть.

Лодка, вероятно, впарилась между его мачтой и стальными винтами, застряла.

— Мы таки жертва вчерашней жертвы, — изрекает Одесса-папа.

— Не смешно, — обрывает его Командир. — Даже глупо.

— Я знаю. — Голос Одессы тих и печален. Но страха в глазах нет.

— Вляпались, — шепчет мне в ухо Трявога. — Как в коровью ляпешку.

«Ляпешка»… Если бы…

Лодка под водой слепа. Как она застряла, чем зацепилась? А ведь лодке есть чем зацепиться, это ведь не гладкое веретено. Тут тебе и рули, и антенны, и леера — много чего есть. И как выбраться, чтобы не повредить ее жизненные узлы? Что можно сделать и чего нельзя делать ни в коем случае? Офицеры советуются, мы прислушиваемся.

Всплывать нельзя — еще плотнее увязнем и опасно повредимся. Дать задний ход еще опаснее. Что там под кормой — неизвестно; если повредим винты, тогда уж точно не выберемся.

Быстрый переход