Изменить размер шрифта - +
Определенно, она была насекомым. Но… массивная головогрудь отливала металлической синевой, как и пара сетчатых крыльев. Подвижное брюшко покрывал мелкий пух, на котором виднелись рыжие пятна то ли пыльцы, то ли ржавчины. Три пары шипастых конечностей деловито скребли стекло, и Тойтек мог бы поклясться, что на этом стекле оставались мелкие царапины.

— Я… не… дмаю…

— Ой, вы еще и разговариваете! — восхитилась Алина, встряхнув склянку, и тварь загудела. Тойтек подумал, что еще немного, и он сам загудит. — Вы не думайте, болеть долго не будет.

Обещание лишь насторожило.

— Зато Трой так поскакал, будто паралича никогда и не было! И потом еще папенькин старый приятель, он на ферме работает…

Тварь уставилась на Тойтека фасеточными глазами, в которых виделась мрачная решимость вкупе с согласием взять на себя нелегкую миссию по возвращению здоровья человеку.

— …он шершнями все лечит. Особенно для спины хороши. Деверь маминой одной подруги, вы ее не знаете, так он так спиной маялся, ему врачи говорили, что это из-за искривления, корсет велели носить, но ему неудобно… так он шершней пару посадил и все прошло.

Дернулись жвалы.

Шевельнулись усы.

— Так что вы не думайте, наши ими все лечатся и пока еще никто не умер, — девица ловким движением руки сняла крышку и прижала флакон к ноге Тойтека, одновременно стукнув по днищу. Разъяренный шершень взлетел, стукнулся о стенку, чтобы в следующее мгновенье свалиться с нее. Острые коготки на лапах пробили и мох, и ткань.

А в следующее мгновенье…

Тойтек не думал, что он может орать так громко… Кахрай вскочил, а следом и ах-айорец, и все три его жены, и рыжая, и…

— Шершень, — Алина убрала склянку за спину и указала на несчастное насекомое, которое барахталось, пытаясь выбраться из липкого мха. А тот, верно, решив, что не одной искусственной средой жить можно, никак не желал упускать добычу. — Пролетел… поле-то на объекты покрупнее рассчитано, а шершни…

Второй укол заставил Тойтека взвыть.

Будто… будто огня в кровь плеснули. Взмахом руки Кахрай отправил шершня на свободу, и тварь закружилась загудела, сопровождаемая многими взглядами. А Алина этак участливо поинтересовалась:

— Очень болит?

Болело… так болело, что Тойтек стиснул зубы, не желая показывать, насколько болит. И вообще… просто шершень, насекомое… а ощущение, что несчастное тело сейчас просто расплавится вместе с мышцами, костями и жалкими остатками требухи.

— Шершни, они такие… — Алина развела руками. — Но без них нельзя. Экосистема страдает.

И главное, поверили же!

Нельзя верить женщинам. Никогда и ни за что!

 

Глава 30

 

Кахрай чувствовал угрызения совести.

Легкие.

Ну… пусть средние, все-таки он виноват, отвлекся, и вот теперь на ноге подопечного расплывалась пара ярко-красных пятен.

— Ничего страшного, — корабельный врач явно был недоволен, что его отвлекли от дел важных и серьезных ради подобной мелочи. — Просто укус шершня. Я дам вам мазь, если хотите.

— Бьгльзд, — выдавил подопечный, глядя не на медика, но на Кахрая и с таким упреком, что совесть совсем уж разошлась.

— Бьягльзида в аптечке общего доступа нет, — меланхолично ответил врач. — Но если вы желаете.

— Желаем, — это слово подопечный произнес довольно четко. — Двойн… дзу.

Четкости хватило ненадолго, но врач понял. Кивнул. Подвинул планшетку с выставленным счетом, то ли не веря, что у клиентов хватит средств оплатить несчастную мазь по окончании полета, то ли соблюдая установленный порядок.

Быстрый переход