Он замолчал. Мисс Крипслок царапала в блокноте как сумасшедшая, а его всегда беспокоило, когда журналист проявлял внезапный интерес к его словам, особенно если он подозревал отчасти, что вся эта болтовня не более чем куча голубиного гуано. А уж когда они улыбаются, это еще хуже.

— Люди жалуются, что семафоры стали дорогими, медленными и ненадежными — сказала мисс Крипслок — что вы на это скажете?

— Я скажу только, что у нас служит почтальон, которому восемнадцать тысяч лет. Вот он -то не сломается за здорово живешь.

— Ах, да. Големы. Некоторые говорят, что…

— Как ваше имя, мисс Крипслок? — перебил ее Мокрист.

Женщина слегка покраснела. Наконец она ответила:

— Меня зовут Сахарисса.

— Спасибо. А я Мокрист. Пожалуйста, не смейтесь. Големы… Вы все-таки смеетесь!

— Я всего лишь кашлянула, честно! — ответила репортерша, подняв руку к горлу и неубедительно изображая кашель.

— Извините. Звучало немного похоже на смех. Сахарисса, мне нужны почтальоны, клерки за прилавком, сортировщики… Мне нужна масса народу. Почта должна двигаться. И мне нужны люди, которые помогут ее двигать. Любые люди. А, спасибо, Стэнли.

Мальчишка появился с двумя чашками чая в руках, причем совершенно не сочетавшимися друг с другом чашками. На одной был изображен котенок, однако постоянные коллизии в тазике для мытья посуды исцарапали картинку до того, что он больше всего напоминал животное в последней стадии бешенства. Другая чашка радостно информировала окружающий мир, что для работы на почте быть сумасшедшим не обязательно, но большая часть слов стерлась, осталось только:

"не обязательно БЫТЬ СУМАСШЕДШИМ

чтобы работать здесь, но ЭТО ПОМОЖЕТ"

Он осторожно поставил чашки на стол Мокриста; Стэнли все делал осторожно.

— Спасибо — повторил Мокрист — Э… теперь можешь идти, Стэнли. Помоги там с сортировкой, э?

— Вампир в главном зале, мистер Губвиг — сказал Стэнли.

— Это Отто — быстро пояснила Сахарисса — Вы не… против  вампиров, э?

— Эй, если у него есть пара рук и он умеет ходить, то я дам ему работу!

— У него уже есть работа — сказала Сахарисса, рассмеявшись — Он наш главный иконограф. Иконографирует ваших людей за работой. Нам кстати и ваш портрет нужен. Для первой полосы.

— Что? Нет! — воскликнул Мокрист — Пожалуйста! Нет!

— Он отличный иконограф.

— Да, но… но… но… — начал Мокрист, а мысленно продолжил фразу "но я не думаю, что мой талант выглядеть незаметным, как самый обычный человек, переживет эту картинку на первой полосе".

Вслух он произнес:

— Я не хочу отделять себя от трудолюбивых людей и големов, который возрождают Почтамт! В команде нет понятия «я», верно?

— Вообще-то есть — возразила Сахарисса — И кроме того, вы единственный, кто носит шляпу с крылышками и золотой костюм. Ну же, мистер Губвиг!

— Ну хорошо, хорошо, я не хотел об этом упоминать, но иконографироваться мне не позволяет моя религия. — сказал Мокрист, у которого было время подумать — Нам воспрещается присутствовать на любых изображениях. Это ведь лишает человека части его души, знаете ли.

— И вы верите  в это? — удивилась Сахарисса — В самом деле?

— Э, нет. Нет. Конечно, нет. В общем-то. Но… религия это не шведский стол, понимаете? Нельзя сказать: "дайте мне, пожалуйста, Царство Небесное, и полную тарелку Божественного Плана, коленопреклонений много не надо, а уж Запрет на Изображения я и вовсе не возьму, меня от него пучит".