– Это не имеет значения, – ответил он.

– Как не имеет? Ведь это все – ради меня. Я знаю.

– Что ж, если мои усилия доставили вам хоть немного удовольствия, то я не зря потратил их. Кстати, на вечер я устроил застолье. Мы с вами будем танцевать мазурку.

Она покачала головой.

– Слишком недавно я держала своего ребенка на руках.

– Это все в прошлом, – сказал он. – Скорбью тут ничего не изменишь. Попытайтесь снова радоваться жизни. Прошу вас – тогда я был бы самым счастливым человеком на земле.

– Боюсь, я уже ничему не буду радоваться, как прежде.

– Это говорите не вы, а ваше горе. Жаль, что вы не можете забыть о нем. Но если вы не хотите танцев, то их не будет.

Они прошли в залу, стены которой были искусно украшены фресками, а из окон открывался вид на живописные окрестности крепости. Она несколько раз похвалила удачный выбор красок и орнамента, но он чувствовал, что ее мысли заняты ребенком, которого она потеряла.

Он не мог сделать ее своей любовницей – не мог даже говорить о своей любви, а мог только своими поступками показывать, как он заботится о ней. Ее защищала беззащитность перед ним.

Уединиться с ней в крепости было делом нелегким. Поговорить они могли только за столом, пока остальные гости танцевали.

– Вы не забыли? – сказал он. – Если вам понадобится моя помощь, я к вашим услугам.

– А почему вы думаете, что мне может понадобиться ваша помощь?

– Моя дорогая Лукреция, не так давно вам покровительствовали могущественнейшие силы. Но теперь вы остались одни.

Она опустила голову и закрыла глаза ладонью. Меньше всего на свете он хотел ухудшать ее и без того невеселое настроение – и все-таки продолжил:

– Альфонсо хочет наследника… нуждается в наследнике.

– А я снова подвела его.

– Не изводите себя, не думайте об этом. Но помните – как только вам потребуется моя помощь, дайте мне знать об этом – и я, где бы ни находился, брошу все и примчусь к вам.

– Вы очень добры ко мне. Он удовлетворенно кивнул.

– Обещаю, так будет всегда… всегда.

– А почему вы так добры ко мне? – спросила она.

Он не ответил, и она с некоторой неуверенностью добавила:

– Ведь ваша супруга не старалась упростить мое пребывание в Ферраре.

Его глаза вспыхнули.

– Она была жестока с вами. Уже за одно это я мог бы ее возненавидеть.

– Возненавидеть Изабеллу?.. Вашу супругу?

– Вы не догадываетесь, почему?

У Лукреции учащенней забилось сердце – если этот мужчина хотел заставить ее вновь почувствовать вкус к жизни, то он был на верном пути. Она молчала – ждала ответа.

– Потому что я полюбил вас.

– О нет! Только не это!

– Увы, я был так глуп, что не сразу это понял. Вы помните нашу первую встречу? Помните, как заставили меня рассказывать о моих битвах? Тогда я считал вас ребенком… очаровательным ребенком.

– Прекрасно помню тот наш разговор.

– А потом вы стояли на балконе и смотрели, как я уезжал из Рима.

– Со мной был Джованни Сфорца… мой первый супруг. Франческо кивнул.

– Он уже тогда распространял гнусную клевету о вас, и я ненавидел его. Хотя и не знал – почему.

– Вы мне казались величайшим воином Италии, и я думала, вот если бы Джованни был похож на вас, я бы изменила свое отношение к нему.

– Лукреция…

– Вы меня неправильно поняли.