После длительного путешествия по железной дороге из Нью Мексико (а ведь ему ради видимости пришлось провести пару дней в кампусе) он вечером ускользнул из Леконт холла и на трамвае, идущем через Оклендский мост, отправился в Сан Франциско.

Джин встретила его на конечной остановке. В четверть десятого его длинные ноги бегом отмерили разделявшее их расстояние, и она оказалась в его объятиях. Они сели в ее маленький зеленый «Плимут» купе, проехали по Эмбаркадеро и свернули на Бродвей. Оппи увидел в зеркале заднего вида, что следом за ними повернул коричневый «Форд», настолько заурядный, что мог бы сойти за платоновский идеал неприметности.

Она не задавала вопросов о том, где он сейчас живет, а он не собирался рассказывать этого по собственной инициативе. Кто то – вероятно, Хок, а может быть, ее отец – наверняка шепнул ей о том, что его привлекли к секретному военному заданию. Она могла бы попытаться разрушить его брак, но не помешать его работе.

За семь лет их знакомства Джин не так уж сильно изменилась внешне, невзирая на то что теперь она стала практикующим детским психиатром и работала в больнице «Гора Сион». А вот Оппи коротко обстриг свою буйную шевелюру, которая не очень то соответствовала его новой должности научного руководителя Лос Аламоса.

В 10:00 они приехали в кафе «Сочимилко» – их любимое место, – посидели там, выпили, а потом, естественно (о других вариантах даже речи не могло идти), отправились к ней домой на Телеграф хилл. От машины к дверям они шли под ручку, весело смеясь (благодаря выпитому). Джин уронила ключ, и Оппи галантно поднял его.

Они поднялись на верхний этаж, где находилась комната, которую снимала Джин; там помещались лишь книги, кровать и кушетка. Одежды слетели, словно сами собой. Его ладони приподняли ее тяжелые груди, длинные пальцы нащупали отвердевшие соски. Вскоре она распласталась на ложе, он навалился сверху и слился с нею.

Когда потом они вытянулись бок о бок и ее голова покоилась на его плече, она сказала с тоской в голосе:

– Иногда я ощущаю себя… словно… парализованной.

– Я знаю, – ласково ответил он, гладя ее густые волосы. Его сердце билось с перебоями, как бывало всегда, когда он знал, что должен расстаться с нею, он вспомнил стихотворение, которое она прочитала ему несколько лет назад; сочинила она его еще шестнадцатилетней, но сейчас оно неожиданно пришлось кстати.

…И даже этого не хватит,

Чтоб унять твою ужасную боль,

Изможденный до жути окровавленный Иисус.

– Я люблю тебя, – добавил он; ее щека плотнее прижалась к его плечу, и он почувствовал, что она улыбнулась своей слабой застенчивой улыбкой.

На следующий день он опоздал на свой поезд в Нью Мексико, Джин отвезла его в аэропорт, и он купил билет на самолет – нет нет, не прямо домой, а до Санта Фе.

По пути в аэропорт он увидел за несколькими машинами позади тот же самый или, может быть, похожий коричневый «Форд». А а, ладно… генерал Гровз и без того наверняка спустит с него шкуру за нарушение запрета на полеты на самолетах.

Глава 6

Видит Бог, я далеко не самый простой человек на свете, но по сравнению с Оппенгеймером я очень, очень прост.

И. А. Раби

С тех пор как Роберт провел ночь с Джин, прошло шесть недель, наполненных исступленной работой. Все, чем он занимался на Горе, было срочным, и чем усерднее он вникал в дела, тем меньше времени оставалось у него на то, чтобы мысленно возвращаться к ней, к той ночи, к жизни, которая у него могла бы быть, к его жизни, которая могла бы состояться.

И вот теперь он снова вернулся в Беркли отчасти для того, чтобы заняться вопросами безопасности, учитывая определенную расхлябанность в Радиационной лаборатории Эрнеста Лоуренса и привлекшие внимание армейской разведки неосторожные действия его бывшего аспиранта Росси Ломаница, все еще работавшего в Калифорнийском университете.