|
Именно эта судьба выпала на долю сына вкладчика, В.Л. Хлуденева — он фигурирует в числе отправленных в недавно завоеванные земли. Глухие, неявные свидетельства текста подтверждают этот факт. Показательна, во-первых, клаузула с запрещением выкупа отдаваемого в московский Богоявленский монастырь имения. По имени назван лишь сын, причем контекст подразумевает его отсутствие при оформлении вклада. Нет его и среди свидетелей, что было обычной практикой, отсутствует также его очищальная запись, подтверждающая его отказ от будущих претензий на выкуп вотчины. Иными словами, отсутствие сына при оформлении очень важного для его отца вклада было вызвано не конъюнктурными, но весьма серьезными мотивами. Во-вторых, Л.Г. Хлуденев и его сын записаны в дворовой тетради по Переяславлю-Залесскому, но никаких следов земельных владений в этом уезде наша грамота не содержит. Это косвенно подтверждает опалу и ссылку В.Л. Хлуденева в Казань с конфискацией земли. Последняя числилась, скорее всего, именно за Василием, ибо, судя по вкладной, его отец уже «избыл» но возрасту службы. Цель вклада отражена в грамоте несколько туманно. Помимо традиционного поминания родителей и самого вкладчика, Л.Г. Хлуденев хочет быть «причтенным» к «избранному стаду», т. е. монашеской братии Богоявленского монастыря. Но прямо о постриге речь не идет, равно как нет следов принятия пострига Л.Г. Хлуденевым ранее. Классический пример добровольного ухода за ограду городской обители с келлиотским уставом с целью обрести покровительство, покой и посмертное «устроение души.
Иная ситуация с Г.И. Колычевым (№ 8). Поражает атмосфера составления духовной грамоты. Нет ни одного светского лица в качестве свидетеля, единственный послух — духовный отец Г.И. Колычева из вотчинной церкви, писец грамоты — дьячек из того же храма. Священник является по существу и душеприказчиком завещания. Поражает конспективная краткость текста — все так или иначе отдается в руки духовною отца. Перед нами опальный или опасающийся опалы человек, выбитый из привычного круга социальных связей, который диктует свою последнюю волю и окончательные расчеты в год убийства опального же митрополита Филиппа Колычева (своего дальнего родича) и новгородских казней. Вполне типична ситуация с актами Раковых (№ 9, 10). В течение примерно полутора лет представители фамилии освобождаются путем вклада и продаж от своих вотчин в разных уездах. Хотя в синодиках опальных имен Раковых нет, срочное освобождение почти десятка лиц одной фамилии от своих вотчин в трех уездах свидетельствует о социальной деградации этой знаменитой еще в середине XVI в. дьяческой фамилии. Земельная политика вообще главная тема печатаемых документов. Любая крупная политическая подвижка в стране вызывала обычно рост поземельных конфликтов. Так было в годы опричнины. Указная грамота 1567 г. рисует картину выступления монастырских крестин, вознамерившихся вернуть давно утраченный статус черносотных крестьян. Побудительный мотив понятен — в эпоху опричнины постоянно нарушались все и всяческие права собственности. Но в данном случае надежды не оправдались. Кирилло-Белозерский монастырь пользовался у царя особым вниманием, так что недавние монастырские земледельцы села Тимова, а до того в течение многих лет вотчинные крестьяне имения Львовых-Злобиных, остались в составе владельческого комплекса обители (№ 3). Не менее выразительна указная грамота кн. Михаила Темрюковича Черкасского (№ 5). Из нее видно, что к ноябрю 1568 г. он владел Гороховцом с уездом на правах удела. Крестьян он называет «своими», город с уездом для него — «моя вотчина», его слуги держат мыт, фиксируют случаи предумышленных убийств и непредумышленных смертей в пределах монастырской вотчины, дают разрешение на похороны, по его «княжим» письменным распоряжениям происходит раскладка главных общегосударственных налогов — ямских и приметных денег, денег за посошный корм, за городовое, засечное и ямчужное дело. |
