Безусловно, возраст человека определяет не запись в паспорте, а желание созидательного труда, запас доброты, любви, стремление к совершенствованию.
Прославленному немецкому поэту Гете было семьдесят четыре года, когда он увидел обворожительную красавицу Ульрику. Ей было только девятнадцать лет. Гете влюбился в нее и сделал предложение. Поэт забыл о своих годах, он воспарил на крыльях любви и молодости...
И не только любовь окрыляет человека. Тот же самый эффект производят добрые поступки. Посмотрите на свое расписание: не найдется ли у вас часа-другого на добрые дела?
Есть выражение древних мудрецов: «Прекрасное пробуждает доброе». Но вполне закономерно и обратное. Доброе пробуждает в человеке прекрасное, то есть каждый ваш шаг по пути добра отзовется в вас благодатным теплом и светом.
Живите долго! Однажды я в присутствии одного из учителей обмолвился, что на активном участке жизни, до пятидесяти лет, я выполню такие-то планы. Учитель испепелил меня иронией, сарказмом, он спрашивал, не в Средневековье ли я живу, когда пятьдесят лет считались преклонным возрастом. Ему самому было под семьдесят, и он работал так, что молодым не угнаться.
С тех пбр я несколько раз повышал эту планку, и сейчас она составляет сто сорок лет. Это не просто игра ума. Я чувствую, как раздвигаются мои горизонты, растут возможности. Я абсолютно уверен, что для добрых и великих дел этот срок будет мне отпущен!
НАША ВЕЛИКАЯ КОМПАНИЯ
Мы вступаем в жизнь покорителями мира. В мечтах юности мы видим себя министрами, генералами, президентами, знаменитыми артистами, спортсменами. Нам сопутствует удача, нас любят и уважают. Мы – в центре внимания, в лучах прожекторов. Нас боготворят.
Я с детства хотел громко заявить окружающим, миру о своем «я». Во времена студенчества, например, честолюбие рисовало мне какой-то очень важный пост в промышленности или партийном аппарате. Но как попасть на командные высоты, я не знал.
Работы я не боялся. Сколько себя помню, всегда пытался уплотнить время. Жадно хватал дополнительные нагрузки, работал сразу в нескольких местах, экспериментировал над тем, до каких пределов можно сократить сон. Отдых в житейском понимании – диван, телевизор, пляж, рыбалка, дача – еще в юности исключил в принципе.
Учебу на дневном отделении политехнического института я совмещал минимум с тремя работами. Но так я зарабатывал лишь средства на жизнь, не приближаясь к цели. И вот в конце второго курса я решаю, перейдя на вечернюю форму обучения, начать карьеру на нашем суперпредприятии – Волжском автомобильном заводе.
ВАЗ знала вся страна. В прессе его называли не иначе как «флагман советской индустрии». На нем работала половина трудоспособного населения города – сто двадцать тысяч человек. Как и все молодые люди, я идеализировал мир, в который собирался вступить. Мне казалось, что на заводе меня ждут огромные возможности, что там собрано все новое и передовое и работают сплошь замечательные люди.
Пока мои сверстники учатся на дневном отделении, я вознамерился пройти большую часть ступенек от мастера до генерального директора. С однокурсником Михаилом Москалевым, ныне одним из директоров ВАЗа, мы подсчитали, что всего в этой лестнице шестнадцать ступеней. В честолюбивых мечтах я уже видел себя всемогущим капитаном автопрома, окруженным уважением и почетом.
Я как-то не обратил внимания, что никто не торопится меня благословлять. Ректор института долго уговаривал меня не бросать дневную учебу. Друзья тоже не видели проку в работе на производстве. Мне предлагали, например, пойти в штат горкома комсомола – заведовать одним из отделов, доказывали, что эта карьера лучше. Но я спал и видел маленькую, незаметную должность мастера на Волжском автомобильном заводе, с которой я начну покорение мира.
С этим решительным настроением я пошел в управление кадров ВАЗа и там узнал, что на огромном предприятии не значится ни одной вакансии мастера. |