— Я и сам немного озадачен, — продолжал старик. — Должно быть, герр Адольфус, запамятовал, что мы уже встречались…

Хорст сцепил руки за спиной и, покачиваясь на носках, процедил сквозь зубы:

— Уважаемый, мы теряем драгоценное время. Через два часа коммунисты начнут бомбить Берлин.

— Да, не хотел бы я очутиться по соседству с русскими асами, хотя с другой стороны — это самый прямой путь на небо. Уж кому-кому, а мне туда давно пора, — проворчал старик.

— Я жду. Поторопитесь.

— Будьте покойны, мастер Сандивогиус не заставит ждать самого фюрера!

Хорст вышел из флигеля. Позади него скрипнула дверь, пахнуло прохладным ветром и что-то мягко коснулась его рукава. Он резко развернулся на каблуках, так как не любил сюрпризов за своей спиной. За спиной стояла Элиза.

— Что вам угодно, фройляйн?

— Позвольте мне сопровождать отца, — робко попросила девушка.

— Ваша дочерняя забота внушает уважение, — не скрывая радости, ответил Хорст. — В самолете есть свободное место. Вы можете следовать с нами. Однако вынужден напомнить вам, чем вы рискуете, — добавил он с назидательной ноткой в голосе. — Берлин бомбят коммунисты и англичане.

— Но ведь там бывает и затишье, — ответила девушка.

Элиза вернулась во флигель уже переодетая для дороги. Белокурые волосы, заплетенные в косу, короной окружали ее голову. Простое синее платье с белым галстучком под горлом напоминало матроску, такие платья носят провинциальные гимназистки.

Девушка помогла отцу снять прожженный в нескольких местах балахон, и мастер Сандивогиус оказался в старинной рубашке с кружевным воротником и тесемками на запястьях. Казалось, что старик только что покинул раму старинного портрета. Хорст с неожиданным интересом наблюдал за его приготовлениями. Стоя на коленях, Элиза достала из-под скамейки в прихожей тяжелые туфли с серебряными пряжками и, все так же стоя на коленях, помогла отцу обуться. Хорст рассеянно смотрел на переливы синего шелка, представляя себе ее тело под платьем. Женское тело на войне — самый желанный трофей, и война уже давно обратила его в зверя, злобного и чуткого. Если пищи было много, он ел жадно и до отвала, но потом мог подолгу голодать. Вожделение тоже приходило острыми спазмами и после надолго оставляло его. За шесть лет войны он так и не успел жениться, хотя после двадцати пяти лет каждый эсэсовец был обязан завести семью или сделать матерью здоровую немецкую девушку.

«Она белокурая, с голубыми глазами и высокого роста, — рассеянно думал Хорст, — пожалуй, из фройляйн Элизы со временем получилась бы хорошая немецкая мать…»

Он припомнил подробности последней «чистки в верхах». Зная, как преклоняется фюрер перед немецкими матерями, кое-кто из руководства рейха тайно приписал себе сирот из городских приютов. Когда обман раскрылся, все мошенники были расстреляны.

Его пространные мысли оборвал рядовой от инфантерии — рыжий великан с туповатым лицом. Он неожиданно появился в дверях за спиной у Хорста.

— Что происходит? — со злостью спросил Хорст.

— Через пять минут взлетаем, герр офицер! — вытянулся в ранжир рядовой.

Опираясь о посох с серебряным наконечником, старик вышел на яркий утренний свет и зажмурился. Феникс чинно сопровождал хозяина. Почтенный возраст старика давал о себе знать. Сандивогиус остановился у солнечных часов и смотрел на них в глубокой задумчивости.

— Все одержимые жаждой, придите сюда! Если же Жизни Источник внезапно иссякнет, Богиня для вас приготовит взамен Вечные Воды, что не иссякнут… — прочел через плечо старика Вайстор, мельком отметив, что на постаменте солнечных часов выгравированы те же рисунки, что и на подставке аквариума: Луна, Звезда, Солнце и Крест с двумя загадочными буквами в сегментах перекладин.