Я оглядел гостиную, где ещё совсем недавно шла кровавая битва. Теперь здесь царил относительный порядок: мои гвардейцы уже успели убрать трупы, поснимали снаряжение, забрали оружие и прочие трофеи. Но всё равно всё вокруг напоминало последствия недавнего противостояния — выбитые окна, где-то проломленные стены, обвалившиеся потолки.

— Дядь Кирь, — обратился я к Скале, который как раз с энтузиазмом осматривал коллекцию оружия, что когда-то принадлежала герцогу Иванову. В его руках сейчас красовался здоровенный, причудливо изогнутый кинжал с черной рукоятью, украшенный рубинами. — Как думаешь, хватил бы деда инфаркт, если бы он увидел, что мы тут натворили?

Скала, не отрываясь от осмотра, лишь усмехнулся, аккуратно проводя пальцем по лезвию кинжала, проверяя его остроту.

— Я так не думаю, Теодор, — наконец ответил он, откладывая кинжал в сторону и поднимая с пола оброненный кем-то из бойцов боевой топор. — Владимир Григорьевич был человеком боевым, и не такое видел. Я тебе скажу даже больше: эта усадьба при твоём деде, как минимум, два раза видела нечто подобное. В первый раз — когда мы отбивали её у прусских диверсантов, которые решили взорвать главный арсенал, расположенный в подвалах. А второй раз — когда какой-то ушлый аристократ, маг иллюзий, решил захватить её, используя артефактную магию. Но Владимир Григорьевич быстро разобрался с ним.

Скала задумчиво покачал головой, а затем, с лёгкой усмешкой, добавил:

— После этого случая он приказал установить повсюду артефакты, блокирующие магию иллюзий. Сказал, что не хочет больше видеть этих «фокусников».

— Хорошее решение, — кивнул я, прислушиваясь к его рассказу.

Скала, как всегда, был полон историй о моём деде. И каждый раз, когда он начинал говорить о нём, в его глазах появлялся особый блеск — уважение, восхищение, а ещё… тоска по тем временам, когда Род Вавилонских был на вершине славы.

В этот раз я не стал перебивать его, а просто слушал, наблюдая, как мои гвардейцы заканчивают уборку. По такому случаю у меня была идея на заднем дворе выкопать глубокую яму, но сейчас на это попросту не было времени. Поэтому все трупы, как и весь старый хлам, ненужный мусор и прочее, сносились в старое имение по подземным туннелям.

К слову, в моём старом имении ни разу мусор не выносили, а все отходы — как бытовые, так и… гхм… «биологические», просто сваливались в колодец глубиной… в очень глубокий, в общем. Раз в десять лет его просто нужно было утрамбовывать с помощью магии.

— Интересно… — произнёс я, оглядывая одну из комнат, в которой всё было перевёрнуто вверх дном. — Этот дом… я его уже почти не помню.

Скала, стоявший рядом, усмехнулся.

— Да просто он был совсем другой, — пояснил он. — Иванов здесь многое переделал. Вот здесь, — он кивнул на одну из стен, — висела огромная картина — Владимир Григорьевич в полный рост, во всём параде — с медалями, в мундире. А ещё у него в руке был особый клинок, который выдают только лучшим из лучших, по личному распоряжению Императора.

— И где этот клинок сейчас? — с интересом спросил я.

— Хороший вопрос… — Скала задумался. — Когда твой дед умер, твои родители сказали, что похоронили его вместе с ним. Но я так не думаю. Скорее всего, они его продали, — он нахмурился, вспоминая этот момент. — Эта вещь стоила больших денег.

— И сколько именно? — уточнил я.

— За прошлые сто лет таких клинков было выдано всего несколько десятков, все номерные. Меч Владимира Григорьевича имел номер «сорок два», — ответил Скала.