— Ещё и вешать, поди, начнут.

— От тока не в мою смену! Не держите меня-а, мужики-и…

Для движухи не хватало, так сказать, последней капли.

И тут Гесс гавкнул! Громко и мощно, словно гром небесный. Ну вот и всё…

— А-а-а! Бей фашистских оккупа-анто-ов! — в голос, заполошно, тоненько взвыла бабка Маня, раскрывая на груди пальто, а там тельняшка. Народ дрогнул.

Люди собрались, выдохнули, сдвинули брови, сжали кулаки. Скрюченный радикулитом дедушка-гармонист растянул трёхрядку.

— «Встава-ай, страна огромная-а! — взлетело над головами. — Встава-ай на смертный бой!»

— Ми есть стрелятн, паф-паф, — без особой уверенности в голосе предупредил офицер.

Мгновением позже ему по каске прилетел чей-то валенок, и началось…

Доберман в длинном прыжке, под два метра вверх, чёрной молнией в телогрейке сбил с табуретки отца Пафнутия. Очень удачно сбил, в высоченный сугроб, так что батюшку мы сразу потеряли. И надолго, кстати. Хотя тапки остались стоять на табурете.

Я же вступил врукопашную с одним из чертей. Как оказалось, почти ежедневные занятия боксом и борьбой с Анчуткой всё-таки дали результат, мы колотили друг дружку, но никто не мог взять верх. Меня это даже веселило, а вот чёрта в форме ваффен СС уже трясло от обиды и ярости. Они не привыкли, что люди могут им противостоять. Так на тебе, гад!

Краем глаза отметил, что незнакомая девушка отважно сцепилась со вторым солдатом, судя по всему, она знала дзюдо. Хотя в снегу это всегда проблемно, но зато более тяжёлый чёрт никак не мог её завалить, а вот сам падал уже раз шесть. И всё на голову.

— «Не смеют крылья-а чёрные, — расхристанная гармонь рвала русские сердца, — над ро-одиной летать!»

— «Поля-а её просторные-е…» — невольно вспомнил я, не отвлекаясь от драки.

— «Не смеет враг топтать!» — хором поддержала отважная толпа русских баб, под руководством нашего добермана захлестнув немецкого офицера. Стрелять он не рискнул: как бы ни были злы черти, но убивать людей просто так они тоже не смеют — тут запросто можно нарваться на мгновенный ответ ангельского спецназа. Это я со слов нашего безрогого брюнета знаю, хоть сам таких не видел.

В общем, в тот морозный день согрелись все, все отвели душу и почесали кулаки. Оказалось, что жители Архангелогородской области до сих пор не разучились выворачивать доски из заборов, бить ведром по голове, махать лопатой, визжать в ухо и закапывать врага в снегу. Наверное, в одиночку ни я, ни девушка, ни мой доберман не смогли бы одолеть чёрта, но если, как говорится, навалиться всем селом, то вполне и даже запросто.

— «Пусть ярость благородна-а-я вскипа-ает, — грозно неслось над площадью, — как волна-а! Идёт война народная-а…»

…За околицей, посреди истоптанного в грязь поля, стояли три снежные бабы, для крепости облитые водой и мгновенно заледеневшие на морозе. Внутри каждой находилось по одному избитому фашисту, каски были нахлобучены сверху… Глаза вопиют о милосердии, а из-под морковкиных носов выбегают тонкие струйки пара. Значит, всё-таки дышат.

Извлечённый за ноги отец Пафнутий сначала долго плевался снегом, потом ругался матом, потом низко поклонился всем в пояс, попросил прощения и благословил, а бабку Маню даже обнял при всех. Народ расходился неспешно, с песнями и впечатлениями. Как я уже, кажется, говорил, с развлечениями у нас на селе негусто, а тут почти праздник…

Домой мы ушли последними, чертей из снежных баб решили не выковыривать, пусть охладят горячие головы, подумают о своём поведении.