— Вас как зовут?

— Андрей.

— Дима.

— На сегодня вы дежурные. Костер, дрова, вода — на вас. Договорились?

Парни кивают; не чувствуется недовольства, здесь вроде проблем быть не должно. Вот эта унылая девушка — завхоз. Географ и по совместительству — завхоз.

— Вас зовут Рита, и вы в экспедиции завхоз? Все верно?

— Ну да… — таким унылым и тягучим голосом, что впору тянуть его на полметра, как американскую жвачку.

— Выдайте им все необходимое!

Смотрит, как на марсианина.

— Я сказал что-то непонятное?

— Я подчиняюсь Виталию Ильичу…

— Рита, мне некогда. Я заместитель начальника, и я вас прошу: выдайте ребятам все, чтобы мы могли бы пообедать. А я спешу, буду искать нам всем жилье.

— Девушки! Кто сегодня приготовит еду? Вечером напишем график дежурств, а пока нужен доброволец.

— А давайте мы сегодня вместе?

— Не пойдет, много работы по лагерю. Так кто? А впрочем, разбирайтесь сами! Одна пусть дежурит, остальные будьте готовы, работать пойдем.

— Володя! Да сколько вас ждать?!

И Володя побежал к облезлой громаде кошары. Невелика дорога, метров сто, но и на этом ничтожном расстоянии Володе дважды попадались какие-то то ли трупы, то ли мумии овец, оскаленные страшные скелеты, на которых обрывки шкур покрывали кости со ссохшимися, почерневшими волокнами мышц.

Два длинных барака, стандартные, приспособленные только для овец: широкий коридор между загонами по обеим сторонам, широкие ворота с торцов и сбоку каждого сооружения.

— Эй, кто-нибудь тут есть?!

— Хозяева, отзовитесь!

Орали, надеясь найти кого-нибудь, но кошары казались заброшенными: хотя вот и навоз совсем свежий, и только что прибитая доска…

— Э-ээй!

Только эхо ответило ученым да какой-то глухой стон: сразу непонятно, животное стонало или человек.

— Вы слышали, Володя?

— Конечно… Отойдите-ка! Или, может, сходим за оружием?

— Не празднуйте труса! Лучше скажите, где это…

Опять стон, протяжный и болезненный.

— Вроде совсем недалеко, в этом загоне или в соседнем…

В полутьме загона странно крутилась овца. Почему-то здесь она была одна, эта овца, во всем загоне, предназначенном для сотен животных.

— Да что с ней, Виталий Ильич? Чего эта тварь крутится?

— Не знаю… Никогда не видал таких овец. Попробуем ее остановить?

— Давайте!

Но Володе не понадобился Епифанов. Перескочив через ограду, он легко поймал овцу за шерсть (но тут же пожалел, потому что запачкался в навозе) и как будто мог удержать ее на месте. Но помочь овце он не сумел: животное попросту не могло остановиться. Овца шла не потому, что хотела идти, неудержимая сила гнала надрывно стонущую овцу по кругу. Вот она остановилась, но не потому, что Володя удержал: с ней самой что-то происходило. Крупная дрожь сотрясала овцу, она стонала еще жалобнее, еще глуше.

Володя отступил, и животное пошло… словно споткнулось и упало, вскочило с безумным выражением в глазах, снова двинулось по окружности…

— Виталий Ильич! Тут еще…

В углу загона валялась еще одна овца. Эта пыталась встать и падала уже беззвучно, а упав, надолго замирала на боку, беспомощно дрыгая ногами.

— Володя, вы бы их не трогали… Может, у них что-то заразное…

— Вряд ли овечьи болезни заразные.

Но Володе хватило ума больше не хвататься за овцу, он уже оттер пучками прелого сена навоз.