— Хотя бы в эту… кхе… Тело мое пусть бальзамируют. Он будет всему этому сброду долго служить напоминанием кому они обязаны всем, что имеют. А ты же… Ты исчезнешь вместе с этой штукой. Тебя никто не должен найти. Понял, никто! Соберешь верных нам людей в Орден Ненависти и будешь жить тихой и спокойной жизнью, пока существует наша империя Зла.
— Она будет вечной! — воскликнул Андрей.
— Ты еще молод… Я-то знаю, что ничего вечного не бывает. Империя умрет, как умру я. Вот тогда-то вместе с орденом и распечатаешь мой дух.
— Но…
— Тринадцать жертв, родившихся 21 января, тринадцать женщин, тринадцать сосудов с кровью, тринадцатая чародейка! Только так мы сможем победить чары Капплан. Я снова обрету силу. Мы вновь построим империю! Мы уничто… кхе… кхе… — кашель его вдруг забил еще сильнее. Абадон начал захлебываться им. Его лицо посинело. Глаза полезли из орбит. Из краешка рта вытекла тонкая струйка черной крови. Он всхлипнул. Несколько раз дернулся и затих.
Андрей бросился к столу, мельком взглянув на часы. Полночь… Одна минута первого 21 первого января. Схватил листок и начал громко и внятно читать на трупом заклинание, написанное ровным почерком Абадона:
— Инкруас лупериус инвекто рунисус… — он повторял это много раз, твердил будто заведенный. По его лицу текли крупные капли слез, но он не обращал на них внимания, только безостановочно кричал:
— Инкруас лупериус инвекто рунисус!
Когда на тринадцатый раз заклинание было прочтено. Тело Ленина— Абадона содрогнулось. Его выгнуло дугой, и из груди поползла темная тень. Это была сама тьма, имевшая смутные контуры человеческой фигуры. Шипастая голова, мускулистые длинные руки с острыми когтями. Андрей был уверен, что это тьма, из которой соткан сам Абадон. Тень замерла на секунду, и он понял, что она ждет своего места. Поднялся с колен и схватил статуэтку божка, на которого указал Ленин. Открыл крышку и поднес к тени. Та на секунду замешкалась, разлившись бесформенным облаком, что-то зашептала и прыгнула внутрь, словно джинн в бутылку. Андрей облегченно закрыл сосуд. Крышка поднималась в его руке, пыталась открыться. Но Андрей держал ее крепко.
— Инкруас лупериус инвекто рунисус! — прошептал он и тень в статуэтке биться наружу перестала. Крышка запечаталась и стала цельной, будто отлитой на заводе.
— Отлично! — проговорила голосом Абадона статуэтка. — Теперь я буду жить вечно! А ты спускайся вниз. Скажи охране, что вождь умер! А сам, пока будет суета, паника и неразбериха, бери билет на поезд и едь на Украину. Эти малоросцы обязаны мне по гроб жизни. Я создал их свободолюбивое государство. Тем более там твоя Родина. Они укроют тебя, помогут. Там ты нам сохранишь жизнь!
— Когда мне надо будет вас…
— Ты сам поймешь, когда наступит благоприятный момент… Твори зло, порти этим жалким людишкам жизнь. Организовывай войны и смуту. И помни ты поклялся служить Тьме!
Статуэтка замолчала. Андрей немного успокоился. Вытер залитые слезами глаза, промокнув их платком. Вздохнул, глянув на беспомощное и какое-то высохшее тело Владимира Ильича, которым так беззастенчиво долгое время пользовался Абадон. Прикрыл ладонью его глаза, открытые, полные ужаса. Сложил руки на груди. Вышел из комнаты. Навстречу попался начальник охраны. Высокий худощавый гэбист с ястребиными глазами, не входивший в Орден Ненависти.
— Вы от вождя? — спросил он.
— Да, товарищ! У нас горе, — по щеке Андрея покатилась слеза, только теперь насквозь лживая, — в полночь Владимир Ильич скончался!
Андрей помнил еще как изменилось лицо гэбиста, как быстро он рванулся вперед, оттеснив Андрея плечом. |