– Кошмар, Снегирь! Какой гад такие сны сочиняет?! Встречу – убью!

    Скромно молчу.

    – Думала: замуровали! Сейчас Фредди Крюгер вылезет!.. Не мог раньше объявиться?!

    – Фредди?

    – Ты, дубина!

    – Откуда ж я знал? Сплю себе, фьюшку хлебаю…

    – Алкаш! Он хлебает, а я расхлебываю!

    Машинально оправдываясь, я нутром чую приближение скандала, – но тут на тройке с бубенцами подкатывает дружище-«пшик». Оттолкнув Настю, врываюсь в каморку, спешно раздеваюсь, швыряя вещи в сундучок. Пинаю спусковой камень, больно ушибаясь локтем. Из нездешнего далека гулом колокольни вспыхивает:

    – Снегирь, ты куда?! Ты зачем голый, Снегирь!..

    Просыпаюсь я, Настя. С легким паром. То есть с добрым утром.

    IX. ДОРОГА ДАЛЬНЯЯ, КАЗЕННЫЙ ДOM С ПЕРЕРЫВОМ НА ВОСПОМИНАНИЯ

    Противостояние «высокой» и «коммерческой» прозы существовало всегда и всегда было нормальным состоянием литературы. Другое дело, что интересы авторов обеих литератур диаметрально противоположны.

    Авторы «коммерческой» литературы, как правило, страстно жаждут признания другой стороны, но, не в силах получить его обычным путем, добиваются такого признания нелитературными средствами. Войны всегда развязываются авторами «низкой» литературы, и если уж война начинается, то ведется именно как война – действия, направленные на полный разгром противника.

    Из статьи в фэнзине «Дружба уродов»

    Одинокий трубач на перроне вдохновенно лабал «Семь сорок» в ритме «Прощания славянки». Гимн Ее Величества Дороги взмывал к небесам, золотой иглой пронзая насквозь плоть сумерек, и вороны, ошалев от меланхолии, граяли Краснознаменным хором им. Дж. Гершвина. Смутные тени наполняли февраль: добры молодцы с баулами, красны девицы с мобилами, проводницы с полупроводниками, носильщики с волчьим блеском в очах, красных от недосыпа и бодуна; разбитные офени бойко впаривали пиво, перцовку на меду, конфеты «Радий», пижамы из байки и сервизы под Гжель, – видимо, пассажирам назначалось хлебать «ёрш» именно из синюшно-лубочной чашки, надев хэбэшный пеньюар и закусив липкой карамелькой. Мимо скользнул юноша бледный, вяло каркнув: «На хлебушек, дядя?», и, не дождавшись милосердия, купил у жирной бабки пол-литра «Рябины на коньяке». У ступеней подземного перехода, зевая во всю пасть, скучал мордоворот-ротвейлер: псу меньше всего хотелось ехать за тридевять земель, хлебать щи из «Педигрипала». Рядом зевала дуэтом жеваная мамзель-хозяйка, сверкая фарфором челюстей. Вавилон кишел в ночи, Вавилон плавился надеждой на обетованность иных земель, сливая воедино трубу, грай ворон, хрип динамиков: «Скорый поезд № 666 «Азазельск – Лимбовка» прибывает на…» и тоску гудков от сортировки – в детстве я чертовски любил ездить на поездах, «где спят и кушают», ибо такой, гулкой и бестолковой, казалась сказка.

    Люблю по сей день.

    Душой я уже был на конвенте. О, конвент! О-о-о! Попойка титанов – если водомеркой скользить по поверхности бытия. Расколотые зеркала («Утром встал! увидел! н-на, дракула!..»), поверженные унитазы («А чего он? чего?!»), шашлыки из корюшки, пляски под луной, в номере пылится груда огнетушителей, невесть зачем собранных со всех этажей, саранча опустошает бар дотла, ангел опрокидывает чашу за чашей, а звезда Полынь отражается в безумных глазах, до краев полных чистейшего, как дедов самогон, творческого порыва.