Князь Овчина – Телепнев-Оболенский

28 февраля 1527 года вышел Глинский и из «за сторожи» и почти сразу уехал в вотчину свою – Стародуб, стоявший у самой литовской границы в глубине брянских лесов.

Василий наслаждался счастьем с молодой красавицей женой, а Елена Васильевна все чаще выказывала неравнодушие к Ивану Федоровичу Овчине – Тепепневу-Оболенскому, чей род был знатен, воинствен и многолюден.

После отъезда Глинского в Стародуб не прошло и полугода, как Елена Васильевна уговорила своего августейшего супруга вернуть любимого дядюшку в Москву. А еще через два месяца женился он на дочери князя Ивана Васильевича Оболенского-Немого Анастасии и тем породнился с многолюдным семейством, в котором без числа было и воевод, и наместников, и иных сильных и знатных вельмож. И среди прочих стал ему родней и Иван Федорович Овчина – Телепнев-Оболенский.

Судьбе было угодно, что именно в тот год, когда Михаил Львович женился, новый родич Глинских князь Овчина был поставлен государем во главе большой московской рати, вышедшей осенью супротив сорокатысячной крымской орды хана Ислам-Гирея.

Овчина, не в пример другим русским воеводам – его предшественникам, не стал ждать татар на северном берегу Оки, а, переправившись на южный берег сразу в двух местах – и у Зарайска, и возле Никольского монастыря, – сам напал на бусурман. И как писали летописцы, «бысть сеча зла и велика и множество поганых погибоша». И первым из удальцов называли князя Ивана Федоровича. И когда он въехал на улицы Москвы во главе своей осиянной славою победоносной рати в сверкающих доспехах, на белоснежном коне, молодой, могучий и красивый, тысячи встречавших войско москвичей уверовали в то, что витязя конечно же любит великая княгиня.

Рождение первого русского царя

А через три года после победы под Зарайском, в ночь на 25 августа 1530 года, над Москвой разразилась невиданная гроза. Еще с вечера стали копиться тучи, густые, тяжелые, черные, и когда смеркалось, то непонятно стало, то ли наступила ночь, то ли тучи вконец обволокли Москву?

И вдруг – враз – дюжина огненных сполохов распорола тьму, и, будто повинуясь поданному молниями знаку, со всех сторон рванулись к Москве сокрушительные потоки воздушных вихрей.

А вслед за тем стали падать заборы и старые деревья, и полетели с ветхих изб крыши, и сами собой стали раскачиваться церковные колокола, вплетая гул и звон в собачий вой и вопли выбегавших на улицу до смерти напуганных людей. И над всем этим оглушающим треском и гомоном встал над Москвой огненный колокол Великого Пожара.

…В эту ночь в селе Коломенском Елена Васильевна родила своего первенца, на десятый день нареченного Иваном.

4 сентября наследника русского престола привезли в Троице-Сергиев монастырь. Его крестили не в Кремле, а в Троице, потому что основал эту обитель святой Сергий Радонежский. До пострижения его звали Варфоломеем, а в день рождения наследника – 25 августа – церковь праздновала память святых Варфоломея и Тита. И потому-то будущего Ивана Грозного крестили в Троице-Сергиевом монастыре.

Ползали под ногами юродивые и кричали:

– Родился Тит – широкий ум!

Люди же, опасаясь доносчиков, шепотом говорили друг другу:

– Не бывало никогда такой грозы, как накануне. Видать, родился на горе нам грозный царь.

И еще передавали, что у новорожденного был полон рот зубов и будто проезжавшая через Москву казанская ханша сказала:

– Родился, де, царь, и ему съесть и нас, и вас, и было сие истинной правдой.

А когда крещение кончилось, вышел на паперть Троицкого собора протодьякон – первый бас России – и возгласил громогласно:

– Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа! Крещен ныне Великого государя и Великой государыни сын и наречен Иоанном!

Это был будущий Иван IV – Грозный.