Они повели ее через коридоры, дворы, вдоль колоннад Архитектура замка была ей знакома, но была более бедной, чем в Альгамбре. Тут не было воды: не было фонтанов, ручьев и вследствие этого здешняя природа была крайне скудна. Все было каким-то спартанским — не было элегантности и приятности. Наконец, они вошли в приемную.

При мысли о том, что ждет ее за этой дверью сердце ее снова забилось. Смерть! Смерть ждет ее в том случае, если эмир не пожелает выслушать ее.

Дверь открылась и ее втолкнули пред очи эмира, четверо охранников по-прежнему стояли рядом. Сарита подняла голову и смело посмотрела эмиру в глаза, чувствуя, что именно так — с гордо поднятой головой — должна она предстать перед ним. Глаза ее натолкнулись на холодный взгляд.

Эмир Абенцаррати был высоким мужчиной и старше Абула Он был бородат и производил впечатление волевого человека, но глаза его были бесцветны и в них не было ни тепла, ни искры любопытства. При виде его у Сариты не возникло ощущения, что этому человеку она может довериться, и по спине ее поползли мурашки, так как она осознала, что, по всей вероятности, поставив на карту свою жизнь, проиграла. Победить этого человека с помощью правды и обещаний было, очевидно, невозможно, если только он сам не захочет этого. А может, и захочет. Она вызывающе смотрела на эмира.

— Кто ты? — голос эмира был жестким.

Она вскинула голову, сбросив капюшон, и сняла тюрбан — Сарита из племени Рафаэля, — ее волосы заструились по плечам, казалось, осветив мрачную залу.

Наступила полная тишина.

Сарита спокойно стояла, не сводя с эмира глаз.

Эмир перевел дух.

— Ну, — сказал он на испанском, — Сарита из племени Рафаэля, какое же у тебя ко мне дело?

— Я хотела бы сказать об этом наедине, мой господин эмир.

Перед тем, как ответить, он снова помолчал.

— Я выслушаю тебя наедине, но не в одежде пастуха, и хочу посмотреть на то, что далеко увело моего брата Мули Абула Хассана.

Поняв свою уязвимость, Сариту вновь охватил страх. Ей надо было бояться не только смерти.

— Мой наряд не имеет никакого отношения к тому, что я хочу рассказать.

— Может быть… может быть. Тем не менее видеть женщину, одетую таким образом? Это оскорбляет мои чувства, — он обратился к старшему охраннику:

— Оденьте ее подобающим образом, а затем снова приведите ко мне.

Ее эскорт, пораженный происшедшей с ней метаморфозой, испепелял ее похотливыми взглядами.

Эмир встал, чтобы покинуть залу.

К горлу Сариты подступила тошнота, когда она осознала, что, по сути, он отдал ее на откуп этим солдафонам, которые видят в ней справедливую добычу, — ведь она была женщиной не правоверной и, вследствие этого, не заслуживала с их точки зрения обращения, подобающего женщине из их собственного рода.

Уже в дверях эмир остановился и в тот момент, когда стражник заломил ее руку за спину, бросил через плечо:

— Найдите женщин для переодевания. Теперь наша гостья находится под моей охраной.

Стражник не освободил Сариту, но выразил свое разочарование тем, что чуть не вывихнул ей руку, так что на ее глазах появились слезы. Но облегчение, испытанное ею после того, что сказал эмир, было так велико, что она не придала значения боли.

Через несколько минут ее уже снова заперли в той же темной камере в сторожевой башне. Пока что ее не тронули, но сумели внушить недюжинный страх, которым была теперь пронизана каждая клеточка ее тела.

Дверь в камеру открылась и в нее вошли две женщины, одна из которых несла несколько свечей, а другая — длинный кусок материи. Они ничего не сказали ей, едва окинув взором, и поставили свечи в угол. Свечи залили светом камеру. Она предвосхитила их попытку раздеть ее и сделала это сама.