— Вы нечестно играете.

— А я и не обещал играть честно, я говорил только, что не буду принуждать тебя, — он снова растянулся на своем диване.

— Ты отлично знаешь, что я намерен использовать каждую возможность для того, чтобы совратить тебя, — глаза его стали озорными, а это, моя упрямица, включает в себя и долгие совместные ночные часы, которые мы с тобой будем делить.

— Еще одна такая ночь? Нет, это будет непереносимо. Я откажусь прийти к вам, — заявила она с бравадой. — Вы не можете принуждать меня к тому, чтобы делить с вами ложе.

— Ты путаешь «не могу» и «не буду», — сказал он задумчиво. — В этом месте я могу все, но не вижу в этом необходимости. Я просто приду к тебе сам.

«И не найдешь меня», — подумала Сарита.

Решительность — это, видимо, все, что у нее осталось для того, чтобы бороться с собой в этой ситуации.

Лейла начала водить чем-то по ее спине.

— Что она делает? — Сарита попыталась вытянуть шею.

— Удаляет грязь с твоего тела, — сказал Абул, — она сходит вместе с маслом.

— Но не может быть, чтобы я была грязной, — после всех этих ванн, — заявила Сарита.

Абул рассмеялся.

— Обычная вода не может так очистить тело.

Пар отправляет нечистоты на поверхность, а удаляет их масло и стригиль.

Сарита удивилась, как случилось, что она столь поразительно невежественна в том, что касается такой важной вещи, как чистота? Или они просто пытаются объяснить с помощью науки то, что и без нее понятно каждому. Она представила себе, как усмехнулись бы мужчины ее племени, услышав подобные рассуждения. Они наверняка сочли бы их признаками слабости и упадка. Но в Абуле Хассане не было ничего упадочного, не было даже намека на слабость.

— Перевернись, — сказал Абул сонным голосом, — Лейле надо обработать тебя до конца.

Глядя на своего компаньона, Сарита послушалась. В то время как Заида применяла свои очищающие средства, тело его было совершенно расслаблено, а глаза закрыты. Как он может быть столь недвижным, сознавая, что рядом, совершенно нагая, лежит она? Он все еще хочет ее, иначе не стал бы обещать ей перенести арену их сражения на другую сцену. Самое ужасное было то, что она, в отличие от него, не могла так спокойно относиться к его обнаженному телу. На самом деле ей безумно хотелось провести рукой по его золотому телу, почувствовать его мускулы, дотронуться до его живота и ниже…

Она подавила стон и прикрыла глаза, надеясь на то, что Лейла не заметила того, как набухли ее груди и напряглись соски. До нее дошло, что с ней происходит в точности то, чего хочет Абул, что все это является частью дьявольского сценария. С прошлой ночи он знал, что она далеко не безразлична к нему. А в этих чувственных, благоуханных залах, где все подчинено наслаждениям тела, где нагое тело так естественно, никто не смог бы противиться возбуждению. Тут все предназначено для искусного совращения — вдруг осознала Сарита, и оно — это совращение — не прекращалось ни на минуту. Только в бегстве лежит путь к ее спасению… Бегство от чего? Что было спасением? Она пробудилась от сна, вопросы эти роились в ее голове. Взгляд упал на пустую кушетку и она почувствовала разочарование.

— А где господин Абул? — вырвалось у Сариты; она совсем забыла о том, что здешние служительницы не знают испанского.

— Он со своим сыном. Он всегда проводит это время дня с ним.

Голос принадлежал женщине, и раньше Сарита его не слышала. Он раздавался откуда-то сзади.

Сарита села. Женщина была очень красивой — ее волосы были чернее ночи, глаза аккуратно подведены; кожа — цвета зрелых абрикосов, роскошное тело.