Толстые дротики с тяжелыми стальными наконечниками уже лежали в желобах, наведенные на распределенные ранее цели, и командам лишь оставалось взвести тугие пружины. Наконец первые рассветные лучи заиграли на бронзовых шлемах воинов-дуротригов, выстроившихся за частоколом и взиравших оттуда на застывших под ними в холодном сумраке римлян. Затем свет медленно пополз вниз по склонам.
Веспасиан кивнул Плинию.
— Артиллерия! — проревел трибун, сложив ладони у рта. — К бою готовьсь!
Рассветный воздух наполнился щелканьем рычагов, скрипами тросов и деревянных рам, а также надсадным кряхтением налегавших на рукоятки людей. Наконец затихла последняя катапульта, и повисла напряженная тишина.
— Пли! — скомандовал старший трибун.
Командиры расчетов разом толкнули спускные рычаги, слаженно щелкнули туго натянутые тросы, и небо прочертило множество черных линий, устремившихся по дуге к частоколу. Как всегда в таких случаях, цели некоторые из них не достигли: одни врылись в склон, другие, наоборот, скрылись за валом. Но недолеты и перелеты считались в римской армии делом обычным. По ним расчеты имели возможность корректировать точность стрельбы. Однако большая часть команд обошлась без пристрелки, продемонстрировав с первого залпа недюжинную меткость. Веспасиану уже не раз доводилось дивиться сокрушительной мощи артиллерийских орудий, но даже он был сейчас поражен. Тяжелые дротики со стальными головками разбивали толстые бревна в щепу, в воздух фонтаном взмывали обломки, и очень скоро частокол обрел вид стариковского рта с редкими и расшатанными зубами.
Второй залп получился не таким дружным, как первый, поскольку более опытные и сноровистые расчеты выстрелили быстрей. Разнобой все усиливался, скоро щелканье механизмов слилось в сплошной дробный стук. Частокол был практически снесен с вала, и многим воинам-дуротригам, имевшим глупость укрываться за ним, выкрикивая оскорбления, пришлось за то поплатиться. На глазах у Веспасиана одному рослому, потрясавшему копьем варвару дротик угодил прямо в грудь, и тот просто-напросто улетел с ним. Другому воину стальной снаряд угодил в лицо с такой силой, что начисто оторвал тому голову. На миг его тело осталось стоять, потом рухнуло наземь.
Меньше чем через час фортификации возле главных ворот практически превратились в руины. Веспасиан подал знак старшему трибуну.
— Посылай Первую, Плиний.
Трибун повернулся к трубачу и велел играть наступление. Тот поднес мундштук к губам и выдул серию резких, коротких звуков. Как только сигналы отразились эхом от насыпей, центурионы прокричали приказ, и когорта двумя широкими колоннами двинулась к первому валу. Солнце висело еще совсем низко, косые лучи, отражаясь от назатыльников наступавших солдат, множеством бликов слепили глаза другим пехотинцам, наблюдавшим за продвижением своих товарищей со стен римского лагеря, под которыми стоял в полном осадном вооружении сильный резерв, готовый подкрепить штурмовую когорту, если вдруг сопротивление дуротригов окажется слишком упорным. Другие отряды еще под покровом ночи были отправлены в обход плато и заняли позиции на возможных путях отступления неприятеля с целью перехватывать всех, кто попытается покинуть крепость после падения ее главных ворот. Лучше предусмотреть все заранее, чем потом полагаться на случай.
Как только вступившая на первый наклонный пандус когорта добралась до поворота и начала новый подъем, самые смелые из дуротригов, выскакивая из-за остатков разрушенного палисада, принялись метать стрелы и камни прямо в плотную массу наступавших легионеров. Римляне понесли первые, неизбежные потери. Раненые, а таких было достаточно, упав, старались ползком убраться с тропы и, прикрываясь большими щитами, ждали, когда их отнесут на пункты оказания помощи, но имелись среди них такие, кому помочь уже ничто не могло.
Тяжелые стальные дротики, со свистом пролетая над головами легионеров, продолжали бить по оборонительным сооружениям над воротами. |