Конкоран нахмурился и уставился на него:

— Впервые слышу. Когда это было?

— Минут десять назад, сэр.

— О господи! — воскликнул Кейн. — Он здесь! Ублюдок здесь!

Он повернулся, выхватил из кобуры кольт и побежал в библиотеку.

Штайнер медленно поднимался по ступеням террасы. В воздухе пахло хорошей гаванской сигарой. Когда Штайнер поставил ногу на последнюю ступеньку, заскрипел гравий. Премьер-министр резко обернулся и посмотрел на Штайнера.

Он вынул изо рта сигару, и на его бесстрастном лице не отразилось никаких чувств. Премьер-министр спросил:

— Полагаю, полковник воздушных охотников Курт Штайнер?

— Мистер Черчилль, — медленно произнес Штайнер. — Я сожалею, но обязан выполнить свой долг, сэр.

— Так чего же вы ждете? — спокойно спросил премьер-министр.

Штайнер поднял маузер, шторы на стеклянной двери дернулись, и на террасу выскочил Кейн, яростно стреляя на ходу. Первая пуля попала Штайнеру в правое плечо, развернув его, вторая попала в сердце, мгновенно убив, и перекинула через балюстраду.

В следующее мгновение на террасе появился Конкоран с револьвером в руке, а в темном саду спешно собирались рейнджеры и выстраивались полукругом. Штайнер лежал, освещенный светом, падавшим из открытого окна. На его шее виднелся «Рыцарский крест», в руке все еще был крепко зажат маузер.

— Странно, — сказал премьер-министр, — он колебался, держа палец на спусковом крючке. Интересно, почему?

— Возможно, сэр, в нем заговорила американская кровь, — ответил Гарри Кейн.

Последнее слово осталось за премьер-министром:

— Что ни говори, он был прекрасным солдатом и храбрым человеком. Позаботьтесь о нем, майор.

Он повернулся и вошел в дом.

Глава 20

Прошел почти год с того дня, как я сделал свое поразительное открытие на кладбище церкви Святой Марии и Всех Святых. И вот я вернулся в Стадли Констабл, на этот раз по приглашению отца Филиппа Верекера. Принял меня молодой священник, говоривший с ирландским акцентом.

Верекер сидел в кресле в своем кабинете перед ярким огнем. Колени его были обернуты пледом. По всему было видно — умирающий человек. Кожа на лице натянулась так, что выступили кости, глаза были полны боли.

— Как хорошо, что вы приехали, — произнес он.

— Мне очень жаль, что я вижу вас больным, — сказал я.

— У меня рак желудка. Ничего не поделаешь. Епископ был так добр, что разрешил мне умереть здесь и прислал отца Доминиана помогать мне исполнять обязанности в церкви, но за вами я послал не поэтому. Я слышал, у вас был напряженный год.

— Не понимаю, — сказал я. — Когда я был здесь в прошлый раз, вы ничего мне не рассказали. Просто выгнали меня.

— На самом деле все очень просто. Многие годы я сам знал только часть этой истории. И вдруг обнаружил, что охвачен страстным любопытством узнать остальное, пока не слишком поздно.

И я рассказал ему все, потому что действительно не было причины не рассказывать. К тому моменту, когда я закончил рассказ, на траве за окнами лежали тени, а в комнате было полутемно.

— Поразительно, — произнес он, — как, скажите на милость, удалось вам все это узнать?

— Не из официальных источников, поверьте мне. Из разговоров с людьми, теми, кто еще жив и не хочет молчать. Самой большой удачей было разрешение прочитать очень подробный дневник, который вел человек, ответственный за организацию всей операции, — полковник Макс Радл.