Ева выпрямилась, рассеянно отряхнула коленки.

— Убийство, — бросила она полицейским. — Упакуйте тело.

Игнорировать камеры и не обращать внимания на градом обрушивающиеся вопросы Ева научилась сравнительно недавно. Масс-медиа впервые обратила на нее пристальное внимание из-за громкого дела, которое она расследовала минувшей зимой. Но не только из-за того дела, добавила Ева мысленно, ледяным взглядом изничтожив репортера, набравшегося было наглости преградить ей дорогу. Еще из-за ее отношений с Рорком.

Зимой она расследовала несколько убийств, совершенных с особой жестокостью. Но о любом убийстве, сколь угодно зверском, публика вскоре забыла бы. Рорк же не позволял забыть о себе хотя бы на день.

— У вас уже что-нибудь есть, лейтенант? Кого вы подозреваете? Каков мотив преступления? Правда ли, что тело прокурора Тауэрс найдено обезглавленным?

Чуть замедлив шаг, Ева окинула взглядом кучку мокрых насупленных репортеров. Она сама промокла, устала и была на взводе, но об осторожности не забывала. Она хорошо усвоила, что с людьми из масс-медиа надо держать ухо востро: стоит хоть в чем-то подставиться — и они уже своего не упустят, сожрут со всеми потрохами.

— В настоящий момент от имени Управления полиции я могу заявить только, что расследование обстоятельств гибели прокурора Тауэрс начато.

— Дело поручено вам?

— Да, мне, — ответила Ева и, миновав двух полицейских охранников, вошла в подъезд.

Просторный холл многоэтажного здания был полон цветов. Благоухающие пышные букеты заставили Еву вспомнить об утопающем в ароматах весны экзотическом острове, на котором они с Рорком провели три незабываемых дня, — ей тогда надо было восстановить силы после пулевого ранения и общего нервного истощения.

В других обстоятельствах она бы не преминула предаться волшебным воспоминаниям, но теперь, продемонстрировав охране удостоверение, Ева решительно направилась к лифту.

По холлу сновали полицейские. Двое возились с компьютерной системой безопасности, другие наблюдали за входными дверями, у лифтов тоже была выставлена охрана. Народу сюда явно нагнали больше, чем это необходимо, подумала Ева. Но, в конце концов, при жизни прокурор Тауэрс была их коллегой.

— Квартира охраняется? — спросила она у ближайшего полицейского.

— Да, мэм, — ответил тот. — После вашего звонка в 2.10 никто не входил в квартиру прокурора и не выходил из нее.

— Мне понадобятся записи системы безопасности. Для начала, за последние 24 часа, — сказала Ева, заходя в лифт, и нажала на кнопку нужного этажа.

Двери закрылись, и кабина плавно пошла вверх.

На тридцать первом этаже царила музейная тишина; холл, в отличие от нижнего, был узким и тесным, как и в большинстве жилых небоскребов, понастроенных за последние полвека. Пол устилал пушистый ковер, в стены через равные интервалы были вделаны зеркала, призванные создавать иллюзию пространства.

Зато в квартирах, очевидно, с пространством все нормально: на каждом этаже их только три, пришло в голову Еве. Специальной полицейской отмычкой она отперла дверь и вступила в апартаменты Сесили Тауэрс.

С первого взгляда было видно, что покойница очень неплохо зарабатывала и на обустройство жилища денег не жалела. Еве сразу бросились в глаза две картины знаменитого художника начала века, украшавшие бледно-розовую стену над элегантным диваном в розовую и зеленую полоску. Фамилию художника Еве вспомнить не удалось: ее познания в живописи были весьма скромными, да и теми она была обязана Рорку, равно как и умением за неброской простотой разглядеть недюжинное богатство.

«Все-таки интересно, сколько у мадам прокурора выходило в год?» — думала она, профессиональным взглядом окидывая обстановку.