Маленький скунот позволил Джимми взять себя на руки. Черно-белый – черная маска на морде, белая полоса на спине и черно-белые кольца на пушистом хвосте. Скунот лизнул пальцы Джимми, и тот влюбился.

– Он не воняет, как скунсы, – сказал отец. – Чистый зверь с добрым нравом. Добродушный. Взрослые скуноты в домах живут плохо, они агрессивные, могут дом запросто развалить. Но этот вроде поспокойнее. Посмотрим, как у него дела пойдут. Да, Джимми?

Последнее время отец словно извинялся перед Джимми, будто несправедливо наказал за что-то, а теперь жалеет. Он слишком часто говорил: «Да, Джимми?» Джимми это не нравилось – не нравилось, что теперь он должен ставить другим хорошие оценки. У отца были и другие неприятные привычки – неожиданные шутливые удары под дых, взъерошивание волос, слово «сынок» особо задушевным голосом. И эта фальшивая сердечность становилась все менее убедительной, будто отец прослушивался на роль отца в кино, но без особой надежды на успех. Джимми сам немало притворялся, так что, как правило, различал притворство в других. Он погладил маленького скунота и промолчал.

– А кто будет его кормить и чистить за ним туалет? – спросила мама. – Потому что я этим заниматься не собираюсь. – Она не злилась, сказала это невозмутимо, сухо, будто она только наблюдатель, в стороне; будто Джимми и рутинная забота о нем, и его неудовлетворительный отец, и грызня между ними двумя, и багаж их жизней, что с каждым днем тяжелее, – все это не имело с ней ничего общего. Она больше не злилась, не выбегала из дома в одних тапочках. Она будто специально притормозила, и ее действия стали намеренными.

– А Джимми тебя и не просил. Он этим сам займется. Да, Джимми? – сказал отец.

– Как ты его назовешь? – спросила мама. Ее это вообще-то не интересовало, она просто цеплялась к Джимми. Ей не нравилось, когда он привязывался к подаркам отца. – Наверное, Бандитом?

Джимми как раз про это имя и думал – из-за черной маски.

– Нет, – ответил он. – Это скукота. Назову Убийцей.

– Хороший выбор, сынок, – сказал отец.

– Ну, если твой Убийца наделает лужу, не забудь подтереть, – сказала мама.

Джимми отнес Убийцу в свою комнату, и скунот устроил себе гнездо в подушке. Он все-таки пахнул, странно, однако не противно, острый запах кожи, как дорогое мыло для мужчин от какого-нибудь дизайнера. Джимми спал в обнимку с Убийцей, нос к носу.

«НоваКожа» была дочерней компанией «Здравайзера», и Джимми с родителями переехали в охраняемый поселок «Здравайзер». На сей раз дом – в стиле итальянского Возрождения, крыльцо с аркой, изразцы цвета натуральной керамики, крытый бассейн побольше. Мама Джимми называла дом «этот сарай». Она жаловалась на службу безопасности у ворот «Здравайзера» – охранники грубее, подозревали всех и любили устраивать личный досмотр, особенно женщинам. Им это в кайф, говорила она.

Она делает из мухи слона, возражал отец. К тому же, прибавлял он, пару недель назад тут произошло ЧП – какая-то фанатичка, женщина, с агрессивной биоформой в баллончике из-под лака для волос. Какой-то ужасный укрепленный сплайс, «эбола» или «марбург», вызывает геморрагическую лихорадку. Она атаковала охранника – тот вопреки правилам снял маску, потому что жарко стало. Разумеется, женщину тут же обезвредили пистолетом-распылителем и нейтрализовали в цистерне с хлоркой, а бедного охранника тут же переместили в отдел агрессивных биоформ и заперли в изоляторе, где он превратился в лужицу слизи. Больше никто не пострадал, но неудивительно, что охранники теперь нервничают.