Но в «НоваКоже» имелись и другие проекты. Однажды вечером отец Джимми вернулся домой поздно, навеселе и с бутылкой шампанского. Джимми хватило одного взгляда на него, чтобы убраться куда подальше. Он спрятал маленький микрофон за морским пейзажем в гостиной и еще один на кухне за настенными часами, которые каждый час вопили голосами разных птиц, – и слушал то, что его не касалось. Джимми собрал микрофоны на неотехнологии в школе из стандартных деталей беспроводных микрофонов для диктовки – чуть подправить, и выйдет неплохая прослушка.
– Это по какому поводу? – спросил мамин голос. Она про шампанское.
– У нас получилось, – ответил голос отца. – Я думаю, нужно отпраздновать. – Звуки борьбы – наверное, пытается ее поцеловать.
– Получилось что?
Хлопает пробка.
– Иди сюда, оно не укусит. – Пауза – наверное, отец разливает шампанское. Да: звякают бокалы. – За нас.
– Получилось что? Мне нужно знать, за что пью.
Снова пауза. Джимми представил себе, как отец глотает, кадык прыгает вверх-вниз, буль-буль.
– Проект по нейрорегенерации. Мы вырастили внутри свиноида великолепные ткани человеческого мозга. Наконец-то, после всех неудач! Ты подумай, какие возможности для тех, кто перенес инсульт и…
– Только этого нам и не хватало, – сказала мама Джимми. – Еще куча народу со свиными мозгами. Нам мало тех, что уже есть?
– Ты хотя бы раз в жизни можешь думать позитивно? Весь этот негатив – это нехорошо, то нехорошо, – послушать тебя, так ничего никогда не бывает хорошо!
– Про что мне думать позитивно? Вы изобрели метод обобрать еще кучу отчаявшихся людей, – медленно сказала мама Джимми своим новым голосом, без капли гнева.
– Господи, ты конченый циник!
– Это ты циник. Ты и твои умники-партнеры. Твои коллеги. Это все неправильно, вся ваша организация аморальна, это нравственная выгребная яма, и ты это прекрасно знаешь.
– Мы дадим людям надежду. Надежда – никакая не обдираловка.
– По расценкам «НоваКожа» – обдираловка. Вы себя рекламируете, обдираете людей как липку, а кончаются деньги – кончается и спасение. Люди будут гнить, а вам наплевать. Забыл уже, о чем мы раньше говорили, чего мы хотели? Чтобы людям лучше жилось – и не только людям с деньгами. Ты раньше был таким… у тебя идеалы были.
– Разумеется, – устало сказал отец Джимми. – Они и сейчас есть. Только я не могу их себе позволить.
Пауза. Мама, наверное, обдумывает сказанное.
– Как бы там ни было, – говорит она – верный признак, что сдаваться она не собирается. – Как бы там ни было, исследования исследованиям рознь. Ты пытаешься подкрутить отверткой самые кирпичики, основы жизни. Это аморально. Это… святотатство.
Бам! по столу. Не рукой. Бутылкой, что ли?
– Ушам своим не верю! Какой ереси ты наслушалась? Ты же образованный человек, ты же сама этим занималась! Это всего лишь белки, ты сама отлично знаешь! Нет ничего святого в клетках и тканях, это просто…
– Я знакома с теорией, спасибо.
– В любом случае мы живем за счет этих исследований. Вряд ли ты, в твоем положении, можешь быть судией.
– Я знаю, – говорит голос мамы. – Поверь мне, это единственное, что я знаю. Почему ты не найдешь другую работу, честную? Что-нибудь простое.
– Например, какую и, например, где? Хочешь, чтобы я канавы копал?
– По крайней мере, твоя совесть будет чиста. |