– Детские сказочки порой сбываются, мой повелитель, – слегка склонив голову, чтобы не выглядеть вызывающе, ответил я. – Ты сам свершал деяния, казавшиеся твоим праотцам невозможными.

Он снова тяжко вздохнул. Остальные хранили молчание.

– Ладно, – подытожил Субудай. – Завтра утром отведешь меня в тот странный край, о котором говорил. Меня и моих телохранителей.

– И сколько же человек всего? – уточнил я.

– Тысяча, – ухмыльнулся полководец. – С конями и оружием.

– Тебе понадобится большой ковер, Орион, – без улыбки заметил нукер, сидевший по левую руку от Субудая.

Остальные прыснули. Субудай сперва осклабился, затем, подметив написанное на моем лице изумление, закатился смехом. В дураках остался все-таки я. Все присутствовавшие, повалившись на подушки, хохотали до слез, до изнеможения. Я тоже смеялся. Монголы не смеются ни над чародеями, ни над колдовством. Раз они хохочут – значит, не боятся меня. А раз они меня не боятся – значит, не всадят нож в спину.

35

Суровый, покрытый боевыми шрамами ветеран отвел меня на церковные хоры, где из одеял и подушек была устроена приемлемая постель. Спал я крепко, без сновидений.

Утром сквозь рваную пелену косматых туч проглянуло бледное солнце. Дождь перестал, но улицы Киева уже превратились в грязное серо-коричневое болото.

Должно быть, квартирмейстер Субудая всю ночь выискивал среди награбленного у русских добра одежду моего размера. Вещи, сшитые самими монголами для себя, мне бы явно не подошли.

В неф я спустился, уже облачившись в кольчугу, кожаные шаровары и сапоги – чуточку тесноватые, но зато теплые. На боку у меня висел ятаган из дамасской стали с украшенной драгоценными камнями рукояткой. Верный железный кинжал, подаренный мне Одиссеем, я заткнул за пояс.

Рыжеволосая рабыня вывела меня под затянутое облаками рассветное небо, где дожидались два монгольских всадника на низкорослых лошадках. При них был третий конь, чуть побольше ростом, – для меня. Ни слова не говоря, мы поехали по грязным улицам и оказались у тех же ворот, через которые я вошел вчера.

За городской стеной меня дожидались телохранители Субудая – тысяча закаленных боями воинов, прошагавших победным маршем от Великой китайской стены до берегов Дуная, разбив все противостоявшие им рати. Оседлав своих коренастых лошадок, они выстроились идеальным воинским строем, разбившись на десятки и сотни; каждый воин имел при себе две-три запасные лошади и все необходимое для битвы снаряжение.

А во главе строя приплясывал великолепный белый жеребец Субудая. Должно быть, ему тоже передалось нетерпение великого полководца.

– Орион! – окликнул меня Субудай. – Мы готовы тронуться в путь.

Эти простые слова означали для меня и приказ, и вызов. Мне придется переместить сквозь пространство и время целое войско, но я опасался делать это столь же внезапно, как транслировал по континууму себя.

Поэтому, решив разыграть небольшой спектакль, я с прищуром посмотрел на тусклое солнце, полуобернулся в скрипучем седле и указал примерно на север.

– Туда, мой повелитель Субудай!

Он отдал гортанное приказание ехавшему рядом нукеру, весь строй повернулся, образовав походную колонну, и неспешной рысью последовал за нами.

Я повел их в унылый сумрак леса, начинавшегося примерно в полумиле от городских стен. Сосредоточившись с предельным напряжением, неведомым мне прежде, я вознес к Ане безмолвную мольбу о помощи и постарался сконцентрировать для переноса монголов сквозь пространство и время всю энергию, какую только мог собрать.

Лес скрылся в сыром мареве. С земли серыми космами поднялся холодный туман, охватив нас студеными щупальцами.