— А я и не заметил.

Я услышал, как рассмеялся Лойош; старуха даже не улыбнулась.

— Только не нужно дерзить, — сказала она. — Вы, несомненно, пришли ко мне за помощью; вам следует вести себя вежливо. — Собака уселась у ее ног и наблюдала за нами, высунув язык.

Я попытался сообразить, к какому Дому принадлежит женщина, и пришел к выводу, что скорее всего она тсалмот, если судить по сложению и форме носа, — зеленая шаль, грязная белая блуза и зеленая юбка выглядели настолько затрапезными, что по ним я ничего не мог определить.

— А тебе не все равно? — спросил Лойош.

— Хороший вопрос.

— Ладно, — сказал я. — Буду учтивым. Вы не находите слова «третьесортный волшебник» оскорбительными?

— Нахожу, — сердито ответила она.

— И что же вы предпочитаете?

— Колдунья.

Она с тем же успехом могла называться колдуньей, как я — акробатом.

— Хорошо. Я слышал, что вы колдунья и что вы хорошо разбираетесь в проблемах с головой.

— Да, иногда мне удается помочь.

— У мальчика воспаление мозга.

Она фыркнула.

— Такой болезни не существует.

Я пожал плечами.

Она посмотрела на Савна, но так и не переступила порога своего дома. Нас она не пригласила подойти. Я ожидал, что она задаст какие-нибудь вопросы о его состоянии, но женщина спросила:

— Что вы можете мне предложить?

— Золото.

— Оно меня не интересует.

Тут она меня удивила.

— Вам не нужно золота?

— Мне хватает на жизнь.

— Тогда чего же вы хотите?

— Предложи ей жизнь, босс.

— Тебе пора подрасти, Лойош.

— У тебя нет ничего, что могло бы меня заинтересовать, — заявила она.

— Вы будете удивлены, — заметил я.

Она оценивающе на меня посмотрела, словно снимала мерку для гроба, и сказала:

— Я знала не многих людей с Востока. — Собака почесала ухо, встала, потянулась, пробежалась кругом, вернулась на прежнее место и вновь почесала то же ухо.

— Если вас интересует, можно ли мне доверять, — продолжал я, — то я вряд ли смогу привести убедительные доводы.

— Дело не в этом.

— Тогда…

— Заходите.

Я вошел, Савн последовал за мной, замыкала шествие собака. Внутри дом выглядел еще хуже, чем снаружи. Я вовсе не хочу сказать, что там было грязно — как раз наоборот, здесь царила чистота, нигде ни пылинки; совсем непростое дело в деревянном доме. Однако повсюду стояли полированные резные фигурки из дерева, великолепные и безвкусные. Масляные лампы, стулья, шкафчики и буфет из темной твердой древесины также блестели от полировки — кто-то явно перестарался, словно хозяйка поставила перед собой задачу продемонстрировать все виды украшений. Картину усугубляла собака, масть которой странным образом гармонировала с обстановкой комнаты. Трижды обойдя помещение по кругу, пес улегся у двери.

Я изучающе посмотрел на сверкающую каминную полку, безвкусные канделябры и все остальное.

— Ваша работа?

— Нет. Мой муж был резчиком по дереву.

— Весьма умелым, — правдиво заметил я.

Она кивнула.

— Этот дом много для меня значит, — сказала она. — Мне бы не хотелось его покидать.

Я ждал.

— Меня попросили убраться отсюда — и дали на сборы шесть месяцев.

Ротса нетерпеливо зашевелилась на моем правом плече. Лойош, сидевший на левом, сказал:

— Я ей не верю, босс. Чтобы вдову вышвырнули из дома? Быть такого не может!

— Кто?

— Владелец земли.