— Все плохо, Мер? — тихо спросила её Криспи.

— Да, очень, — ответила та. — Мне надо посмотреть… Пойдёшь?

— Да, — с тяжёлым предчувствием сказала Криспи, — пошли…

Они поднялись в коридор, и Мерит с усилием потянула на себя дверь бокса. Девушка в ложементе так и лежала лицом вверх, но спящей она больше не выглядела. Неестественная поза, засохшие струйки крови из носа и ушей, перекошенное лицо с оскаленными зубами — похоже, что конец её не был лёгким. Мерит приложила указательный палец к артерии на шее, подождала и отрицательно покачала головой.

Из коридора на это молча смотрели поднявшиеся из подвала остальные.

— Что смотрите? — в отчаянии закричала им Криспи. — Открывайте боксы, может, кто-то ещё жив!

Кройчи и Пётр побежали в машину за инструментом, но он не понадобился — обесточенные замки отпустили двери, и они открывались без проблем, достаточно было поддеть чем-нибудь острым за край. В боксах лежали мужчины и женщины, от едва созревших юношей и девушек, до седых морщинистых стариков. Лица их были искажены страданием и запятнаны потёками крови, пальцы скрючены, некоторые сползли с ложементов, как будто пытаясь убежать от терзающей их боли, — но это не помогло. Все они были мертвы.

Мерит всё ещё стояла и смотрела на мёртвую девушку, когда к ней подошёл Андрей.

— И так везде? — спросил он тихо.

— Да, — бесцветным голосом ответила Мерит. — Сегодня вы убили… не знаю сколько. Пять? Десять миллионов человек?

— Откуда столько! — возмутился он. — Да их всего пара миллионов, этих йири!

— Это не так, — покачала головой Мерит, рефлекторно убирая с мёртвого лица девушки волосы. — Экспоненциальное падение численности йири — ложное. Просто те, кто попадали в глубокое погружение и становились частью вычислительной системы, исключались из числа активных аккаунтов. Они не числились среди живых, но были живы. До сегодняшнего дня.

— Но почему они вообще стали такими? — спросила подошедшая из коридора Криспи.

— Небольшая… даже не ошибка, просто особенность архитектуры системы. Из-за того, что дополненная реальность должна быть непротиворечива для всех участников, все действия всех пользователей верифицировались многоуровневым блокчейном. Это обеспечивало единое виртуальное пространство для всех — если один йири рисовал в дополненной реальности на стене член, то любой йири видел эту стену уже с рисунком, и мог дорисовать этому члену, например, крылышки. А третий мог его раскрасить — и это при том, что на самом деле никакого члена, крылышек, а, возможно, и самой стены, не было. Но, чтобы это обеспечить, вся последовательность рисунков должна была быть сохранена для всех участников процесса, включая зрителей. И она сохранялась навечно во множестве копий и не подлежала изменению, потому что иначе начались бы расхождения в версиях реальности у разных людей. Один бы видел член с крылышками, а другой — с ножками, для одного здесь была бы стена, а другой шел напрямую… В какой-то момент вычислительные возможности системы перестали справляться с растущим по экспоненте объёмом информации, но изменение этой логики потребовало бы полного переформатирования системы с обнулением всех цепочек. А речь ведь шла не просто о рисунке на стене — это вся история событий, как реальных, так и игровых — и неизвестно, что сильнее травмировало бы общество. Обнулить все игровые достижения? Обесценить миллионы человек-часов? Сбросить в ноль все цепочки взаимных социальных обязательств, эти их «эквобы»? Специалисты предлагали остановить систему, сохранив текущий дамп, и изменить логику работы, передав контрольные функции центральному серверу.