Он сознавал и все прочее. Что его перенесли в машину и усадили на заднее сиденье, что кто-то пристегнул его ремнями к креслу. Он слышал голоса и споры прежних и новых своих друзей. Они боялись за него. Боялись за себя. Он слышал, как доктор Двали отдавал приказания, как захлопнулись дверцы, как взревел мотор. Он был рад, что с ним сидит и гладит его по голове миссис Рэбка, а не доктор Двали. В нем разгоралась неприязнь к доктору Двали. Почти ненависть, которую он сам не мог объяснить.

Миссис Рэбка не была врачом. Но, как и остальные Четвертые, она разбиралась в медицине и владела навыками. Лиза наблюдала за тем, как она набирает успокоительное в какой-то старинный шприц и делает мальчику укол. Айзек задышал глубже, и его стоны понемногу перешли во вздохи.

Машина тронулась. В падающей пыли вырисовывались и плясали колонны света от фар. Турк, с согласия Четвертых, сел за руль. Он пытался проехать через предгорья, пока дороги не стали непроходимыми. Лиза спросила, не стоит ли отвезти Айзека в больницу, но миссис Рэбка, покачав головой, ответила: «Там ему ничем не смогут помочь. Ничем, чего не смогли бы сделать мы сами».

Диана Дюпре тревожно смотрела на него широко раскрытыми глазами. Сьюлин Муа тоже посматривала на мальчика с выражением ужаса и отчаяния на лице, как казалось Лизе.

Рядом с ним сидела миссис Рэбка. Ей он клал голову на плечо, она ободряла его — вслух или просто легким нажатием руки, — когда машину подбрасывало, и он пугался от тряски и грохота. Она гладила его по волосам и вытирала лоб влажной салфеткой. Наконец успокоительное подействовало, и он уснул.

У Лизы с тех самых пор, как они приехали в коммуну Четвертых, вертелся на языке само собой разумеющийся вопрос. Поскольку все молчали, а она была слегка не в себе от скрипа «дворников», размазывающих пыль по лобовому стеклу, она сделала глубокий вдох и спросила:

— А мать Айзека сейчас жива?

— Да, — ответила миссис Рэбка.

Лиза обернулась к ней:

— Вы — его мать?

— Да, я.

«Айзек, что ты видишь?»

Он с трудом отходил от неестественного сна, в который погрузило его лекарство, и не сразу сообразил, о чем его спрашивают.

Это был голос миссис Рэбка. Айзек попытался было ответить, пока снова не накатит боль и не лишит дара речи. Но это было трудно, поскольку сейчас он вообще мало что различал. Он понимал, что находится в машине, знал, кто рядом, видел, как проносится пепел за окном, но все это казалось ему призрачным и ненастоящим. Уже день, или еще ночь? Машина остановилась. Вместо того чтобы ответить миссис Рэбка, он сам спросил:

— Где мы?

Перед ним возник человек, которого звали Турк Файндли.

— Это Басти. Такой маленький городок. Мы, наверное, немного здесь поживем.

За окном в пепельном тумане вырисовывались небольшие домики. Их он видел вполне ясно. Но миссис Рэбка спрашивала его не о том.

— Айзек? Ты можешь идти?

Да, он мог, хотя лекарство уже переставало действовать, и острое лезвие мира снова приближалось. Он выбрался из машины. Миссис Рэбка поддерживала его под руку. На лицо его садилась пыль. Пыль с запахом чего-то горелого. Миссис Рэбка втолкнула его в ближайший домик, одну из пристроек мотеля. Айзек слышал, как Турк сказал, что ему удалось снять последний свободный номер много дороже, чем он стоил. Сегодня здесь многим пришлось задержаться, сказал Турк.

Теперь он был в комнате. Лежал на спине, в постели. Пепла в воздухе поубавилось, хотя по-прежнему чувствовалась вонь. Миссис Рэбка принесла чистую тряпочку и принялась стирать с его лица пыль.