Брайан встретил ее здесь и провел в знакомый кабинет, на двери которого висела лаконичная табличка: «УГБ 507». Вот уже сколько лет он внешне почти не менялся — в свои «давно за тридцать» выглядел все так же моложаво и щеголевато. Одет, как всегда, с иголочки, на лице загар — по выходным он обязательно совершал прогулки по холмам, окружающим Порт. Он натянуто улыбнулся Лизе. Его поза и жесты выражали крайнее неудовольствие. Лиза взяла себя в руки и приготовилась выслушать очередную порцию нотаций.

Под началом Брайана работали трое сотрудников, но сейчас никого из них не было.

— Заходи, — сказал он, — присаживайся. Нам нужно кое о чем поговорить. Прости, но это важно, и чем скорее мы покончим с этим, тем лучше.

Он всегда старался выглядеть безукоризненно. Даже в самых неприятных ситуациях. Именно это больше всего и раздражало Лизу. Их брак не сложился с самого начала, но Лиза не смотрела на это как на жизненную катастрофу. Просто одна ошибка из многих (в части из которых ей было до сих нор стыдно признаться даже самой себе). Она никогда не понимала, на каком языке говорить с ним обо всем занимающем ее всерьез. Он посещал воскресные службы, верил всей душой в мораль и благопристойность и пытался всеми силами заслониться от сложности и чужести мира-после-Спина. Что неизменно выводило из себя Лизу. Она и так достаточно нагляделась на это в материнском доме. Ей хотелось другого. Того, что некогда так стремился передать ей отец во время долгих бесед на веранде звездными ночами: благоговейного или по меньшей мере открытого и мужественного отношения к Иному.

Брайан бывал порой очарователен. Ему хватало чуткости, и где-то глубоко в нем таилось живое, неподдельное сознание собственного предназначения. Но Лиза никак не могла смириться с его страхом перед реальностью мира, в котором они жили.

Она села на стул. Свой стул он поставил так близко, что они почти упирались коленями.

— Возможно, это не самая приятная беседа в нашей жизни. Но я забочусь о твоем же благе. Пойми это, пожалуйста, и выслушай меня.

Турк ехал на аэродром, размышляя о своем разговоре с Томасом. Он собирался осмотреть самолет и к вечеру отправиться домой. Его «Скайрекс» — небольшой двухмоторный винтовой самолетик — служил ему уже пятый год и теперь куда чаще нуждался в уходе и ремонте, чем раньше.

Недавно на нем меняли инжектор, и Турку хотелось самому проверить качество работы механиков. Он припарковался на своем обычном месте за грузовым складом и прошел к ангару по бетонированной площадке, от пепла и дожди больше походившей теперь на шерстяной ковер. Но дверь ангара оказалась запертой на висячий замок, а из-под щеколды торчала записка: «Турк, зайди ко мне. Майк».

С чем это было связано, не стоило и гадать. Турк задолжал Майку двухмесячную плату за ангар и техобслуживание. Но он был на дружеской ноге с Майком — по крайней мере обычно у них получалось договориться, — поэтому вошел в офис владельца, репетируя про себя привычные извинения. Это был своего рода ритуальный танец: требование явиться, оправдания и символическое погашение долгов (хотя сейчас у Турка не было даже «символических» средств), очередная отсрочка. Правда, вот до замков дело пока что не доходило.

Старина Майк взглянул на него из-за стола с видом глубокого сожаления.

— По поводу твоего ангара, — сказал он сходу, — мне жаль, но у меня не остается выбора. Дела нужно вести по деловому.

— Это все из-за пепла, — ответил Турк. — Мне пришлось отменить пару рейсов. Иначе бы я вам уже все заплатил.

— Охотно верю и не стану отрицать.