— А тот мальчик с Марса — и Айзек, как я понимаю, тоже…

— Тот препарат, который вводился им, гораздо ближе по составу к исходной материи, из которой состоят устройства гипотетиков. А вы думали, это чисто человеческое изобретение? Очередной образчик с выставки достижений передовой марсианской биоинженерии? Отчасти да, конечно. Но в основе своей это нечто гораздо большее Нечто нечеловеческое и, по существу, неподконтрольное.

— И тем не менее Ван Нго Вен привез коллекцию этих культур на Землю.

— Если бы Ван обнаружил на Земле ту древнейшую и мудрую цивилизацию, которую мы все ожидали там найти, — я уверена, он бы не стал скрывать происхождения препаратов. Но, к несчастью, он увидел там нечто совсем другое. Он поделился многими нашими секретами с Джейсоном Лоутоном, который опрометчиво поставил эксперимент на себе и распространил эти секреты среди тех, кому он доверял, а те, в свою очередь, оказались еще менее благоразумными.

Сьюлин понимала, в какой шок ее слова повергают слушателей. Ван Нго Вен, Джейсон Лоутон — для земных Четвертых эти имена звучали как имена святых. А они являлись простыми смертными. Как все — боялись, сомневались, хитрили, ошибались и раскаивались.

— И все же, — сказал наконец доктор Двали, — почему вы с нами не поделились всей этой информацией?

— Потому что это касалось только Четвертых!.. — Сьюлин сама удивилась, откуда у нее взялся такой пыл. — Вы не понимаете. Это — не цуре… — Она затруднялась подобрать точный аналог этому марсианскому слову. — Это неправильно. Не должно — делиться этим с неизмененными людьми. Есть вещи, которые обычным людям знать не надо. Они имеют смысл только для тех, кто жил и будет жить еще очень долго. Долголетие — это бремя. Принимая его, вместе с ним принимаешь и другое бремя — знания. И я бы поделилась этим с вами, доктор Двали, если б вы тогда, до начала вашего проекта, так далеко не спрятались от всех.

Но люди, к которым она сейчас обращалась, — рожденные в джунглях Земли дикари — вряд ли способны были се понять. Даже сама их «четвертость» была другой. Последнее достояние жизни, дарованные десятилетия, для них означали только желанную прибавку к жизненному сроку. На Марсе Четвертые ритуально отделялись от остальною населения. Вступая в Четвертый возраст — если только это не происходило в силу каких-то чрезвычайных обстоятельств, как со Сьюлин, — человек принимал его ограничения и соглашался жить в соответствии с его аскетическими традициями. Земные Четвертые пытались освоить некоторые из этих традиций, а Двали так и вовсе основам самую настоящую общину пустынников. Но все это было не то… они не понимали всей тяжести посвящения. Не понимали, что значит знать.

Чего им не хватало, это как раз того ужасающе нейтрального монашества марсианских Четвертых, которое Сьюлин так ненавидела в своих воспитателях. На Марсе Четвертые словно ходили по незримым коридорам какого-то древ него лабиринта. Они утратили всю радость жизни, променян ее на замшелый авторитет. И все же это было лучше здешней анархии и вседозволенности. Долголетие землян всего лишь бессмысленно продлевало все земные пороки.

— Ну а что было дальше с мальчиком? — спросил док тор Двали, впечатленный ее горячностью. — Расскажите нам, пожалуйста, мисс Муа.

То, что случилось с Эшем, было одновременно простым и страшным.

Все тоже началось с того, что на Марс стал осыпаться пепел гипотетиков, пришедший из дальних областей Солнечной системы.

Это не было такой уж неожиданностью. Марсианские астрономы определили траекторию движения пылевого облака за несколько дней до того, как оно должно было показаться. Все с волнением ожидали предстоящего события.