Он знал, что отросток, появившийся из-под земли в саду и коснувшийся его ладони, — не что иное как одна из машин гипотетиков. Биомашина. Ущербная, не приспособленная к росту в здешних условиях. Но, когда она обвилась вокруг его руки, Айзек испытал глубокое и пронзительное чувство правоты, словно какая-то доля живущего в нем неудовлетворенного влечения на миг нашла успокоение.

Теперь это влечение разгорелось с новой силой. Ему до смерти хотелось на Запад, в пустыню. По-человечески это не могло не страшить его самого. Бескрайняя сушь, все, что может там встретиться, сама эта непреодолимая нужда. Но теперь он знал и другое. Что у загадки есть разгадка.

Рассвет мало-помалу стирал звезды. Планета поворачивалась к солнцу, как цветок.

Двое из Четвертых отвели Турка и Лизу в спальню для гостей, где стояло несколько коек. Простыни и наволочки были чисто выстиранными, но ничем не пахли, словно давным-давно их никто не перестилал.

Четвертые держались отчужденно, но вполне доброжелательно, учитывая обстоятельства появления гостей. Та, что помоложе, сказала:

— Если вам понадобится ванная, она на первом этаже, как спуститесь в холл — сразу увидите.

— Мне необходимо поговорить с доктором Двали. Не могли бы вы передать ему, что я хочу с ним увидеться? — попросила Лиза.

Четвертые переглянулись.

— Мы передадим ему утром.

Лиза легла на первую попавшуюся койку. Турк немедленно завалился на соседнюю, и тут же его дыхание перешло в затяжной храп. Лиза постаралась сдержать чувство обиды.

В ее голове беспорядочно теснились мысли, но она не могла сосредоточиться ни на одной. Ее слегка пугало, что она зашла так далеко: во-первых, говоря языком закона, стала соучастницей кражи, во-вторых, ночует в нелегальной коммуне Четвертых. Аврам Двали находился совсем рядом, в какой-то из этих комнат, и возможно, она сейчас была ближе, чем когда-либо, к разгадке тайны, столько лет преследовавшей ее семью.

К разгадке? Или к ловушке? А сам отец, насколько он сумел приблизиться ко всем этим опасным тайнам?

Она вылезла из кровати, прошла на цыпочках по полу и юркнула под одеяло к Турку. Обвилась вокруг него, положив одну руку ему на плечо, а другую просунув под подушку, словно надеясь, что его отвага — или бесшабашность — передастся ей, и станет не так страшно.

Жители поселка разошлись, столовая опустела, в ней остались только двое — Диана и миссис Рэбка. Немытые стаканы были сдвинуты в кучу на голой деревянной столешнице. Ночной воздух пустыни проникал в комнату и холодил Диане ноги.

Так вот она — община Двали, думала Диана. Условия хоть и суровые, но не без удобств. Здесь ощущалась монашеская атмосфера благоговейного молчания. Было в этом что-то тревожно-знакомое — Диана большую часть юности провела в обстановке строгой религиозности.

Она знала или могла представить почти все, что здесь происходит. Община, несомненно, функционировала так же, как любая подобная ей, если не считать эксперимента с ребенком. Где-то — возможно, под землей — были упрятаны биореакторы, поддерживающие сверхнизкие температуры, в которых выращивалась и хранилась марсианская фармакопея. Ей и прежде случалось видеть гончарные печи, используемые в качестве камуфляжа. Незваному гостю предъявлялась грубая глиняная посуда и утопические трактаты, после чего он отправлялся восвояси, так ни о чем и не догадавшись.

Диана лично знала — или по крайней мере встречала раньше — большинство основателей общины. Из всех, кто стоял у ее истоков, только один человек на тот момент еще не был Четвертым: миссис Рэбка. Она прошла курс позже.

— Должна сообщить вам, — сказала Диана, — что следователи Комитета уже в Порт-Магеллане. Похоже, в город стянуты крупные силы.