|
Перед закрытыми глазами проносились события сегодняшнего дня, особенно, как плакал он перед полком, как с Кутузовым себя сравнивал, как потом, уже приватно, обнимал Грозного, благодарил за верное понимание военной службы… Так защемило в душе у генерала, что он выскочил из кровати и, до смерти напугав супругу, заорал:
– Рахмиля! Рахмиля!!! И когда сонная толстая таджичка, прислуга с проживанием, вплыла на порог спальни, хлопая черными глазами Шахерезады, он истерически закричал: – Шинель!.. Шинель!!! – Что шинель?! – заголосила от ужаса Ева Мирославовна. – Чистить! – криком приказывал генерал. – Чистить ночью!.. Воняет!.. Воняет!!! Рахмиля пожала полными плечами и поплыла в гардеробную. Наконец, силы как духовные, так и физические, оставили полководца, он опрокинулся на подушки и заснул убитым. А с Душко случилось следующее. На смотре, перед самым дембелем, где должны были присутствовать целых пять генералов, из них один по фамилии Грозный, старший сержант Душко вдруг отказался исполнять свой фирменный номер. – Плохо себя чувствуешь? – поинтересовался майор. – Да нет… – Тогда что же? – Не хочу, – попросту объяснил Душко. Слово за слово: «Я тебе приказываю», «Я не исполню», «Сгниешь на губе», «Плевать!»… Так старший сержант Душко был разжалован в рядовые, отпахал на нарядах лишних два месяца, а затем, демобилизовавшись, приехал в Москву к своему товарищу Хренину, который уже записался в милицию со званием, которое носил в армии: младший сержант. Душко тоже произвели в менты, в звании рядового постовой службы, таким образом, получилось, что товарищ, всю жизнь подчинявшийся Душко, теперь главенствовал над ним, хоть и одной шпалой. Уже значительно позже, расчищая бомжатники, по маленькому рэкетируя бабулек, торгующих у метро всякой зеленью и овощами, снимая сливки с кавказцев без регистрации, Душко вдруг вспоминал армию и все в толк не мог взять – чего он тогда на плацу заартачился. Был бы сейчас старшим сержантом, и в зарплате бы выиграл, и самолюбие бы не ущемлялось приказаниями Хренина… Сколько ни думал мент, а ответа все не находил…
4
Сейчас, в милицейской форме, находясь в центре Москвы, слегка переругиваясь с Хрениным и оглядывая подозрительную личность с окровавленной башкой, Душко уже наперед знал, что будет дальше. А оттого на сердце становилось тоскливее. – Кровищи то сколько! – смаковал Хренин. – В голову, что ли, выстрелили? – Ага, – ухмыльнулся Душко. – Из гаубицы. – Я все таки рапорт на тебя напишу, – пригрозил младший сержант. – Несмотря на то, что земляк ты мой. – Пиши пиши… – И напишу! – Пошел ты! Давай лучше поглядим, что с мужиком. Они неторопливо, слегка вразвалочку, направились к бульварной скамейке, на которой истекал кровью лысый. Он уже не пищал на луну, а просто, сжав бесцветные губы, вперял свои глаза в никуда, в какое то одному ему ведомое пространство. Постовые подошли ближе, и Хренин с восторгом проговорил: – Так у него уха нет! – Нет, – согласился Душко. – Я думал, ему в башку выстрелили, сейчас завалится… А гражданину просто ухо оттяпали! Первый раз безухого вижу! Менты подошли к скамье сзади и уставились на затылок лысого – мощный, с толстыми складками кожи на шее. – Может он, как этот, Гоген? – предположил Хренин, взял мужика за плечо и спросил: – Живой, мужик? – Ван Гог, – уточнил Душко, сам удивляясь, откуда у него это знание. Хренин не расслышал товарища, ощутив, как плечо лысого дрогнуло под его пальцами. |
