Крысы коротко поглядели на вошедших почти человечьими глазами с длинными ресницами и продолжили свое дело.

– Знаешь, что они грызут? – в восторге тряхнул Андрюшку за руку Василий Кузьмич. – Знаешь? Это – титановые бруски! Металл такой есть наикрепчайший, слыхал?

Слизкин был потрясен. Хрен с ним, с металлом! Он был потрясен могуществом природы, которая способна фантазировать так высоко и тонко.

– Я буду с ними работать?! – спросил он, затаив дыхание.

– Будешь, будешь! – уверил капитан. – Но только под контролем Женечки!

Полночи Слизкин не спал, все грезил о контакте с выдающимися грызунами, а потом пришла Женечка и сделала его мужчиной.

Андрюшка не понимал, что с ним происходит, лежал на спине, открыв рот в безмолвном крике, чувствуя, как его плоть находится в чужой плоти, как прыгает перед глазами, то вверх, то вниз, аккуратный пупок, похожий на поплавок, как крепкие зубы кусают его за худосочные плечи и хлещет, хлещет по щекам коса.

«Распутная девка, – мелькало в мозгу. – В распутстве, что ли, счастье?..»

Наконец, Женечка угомонилась, прокричав напоследок напуганной курицей. Слизкин лишь скромно и коротко простонал.

– Большой, – похвалила девушка.

– Да, – поддержал Андрюшка. – Выдающийся самец этот крыс!

Она засмеялась и сунула руку в неприличное место, отчего у Слизкина ягодицы напряглись.

– Во, дурак!

– Я не дурак. Был бы дураком, здесь бы не находился.

– Да ты еще и бахвал! – она вдруг сделала серьезные глаза. – А еще я окончила музыкальную школу по классу флейты…

– Немодный инструмент, – заметил Андрюшка.

– Зато язык умелый, – прошептала девушка и сыграла ноктюрн Шопена на достоинстве Слизкина, от чего тот чуть умом не тронулся, трижды опустошался, да так ярко, что думал, не выдержит, помрет!

Она улыбалась потом совершенно неприлично, отправив внутрь желудка его девственное семя, блестела губами и говорила, что работа ей нравится, только скучно малость здесь без общества. Офицеров нет, кроме Василия Кузьмича!

– А прапорщики?

– У тех пола вообще нет. Они телохранители.

– Так ты, значит, со мною со скуки? – предположил Андрюшка. – За неимением другого материала?

– О о о, – простонала Женечка. – Тебе то что, со скуки или из баловства? Если бы я жила в Японии, только за то, чтобы провести со мною вечер, какой нибудь самурай заплатил бы две тысячи долларов. Это без интима!

– За что это?

– Там ценят флейтисток. У них, у япошек, фантазия развита прекрасно! А уж за работу языком заплатят мою годовую российскую зарплату.

– Чего ж не едешь в Японию? – полюбопытствовал Андрюшка.

– Я ж не шлюха! Я научный работник!

– Расскажи про крыс, научный работник!

– А чего про них рассказывать… Мальчик – американец, Дейв, девочка – русская, Варя. Беременная.

– Это я заметил.

– Дня через два разродится. Ты себе и выберешь крысеныша для воспитания. С ними надо с самого начала. Геном крысы на девяносто пять процентов схож с человечьим, а соображают они в пять раз лучше любой собаки. Ну, нюхачи превосходные, собакам до них далеко. Половозрелости достигают к восьмой неделе, а детенышей вынашивают до двадцати пяти дней.

– А температура тела какая?

– Тебе зачем?

– Просто…

– Да, даже пожарче, чем я, будут!

У Андрюшки заныло в низу живота, новое желание заблестело в глазах, и Женечка его учувствовала.

– Знаешь, братец, нельзя быть эгоистом!

Она взяла его за уши, проговорила, что еще никогда у нее рыжих не было, и бесстыдно потащила его голову туда, где Андрюшка и мечтать не мог находиться, куда обычно посылают матершинники! Просто они там сами никогда не были и не знают, что там, как в улье без пчел – сладко, тепло, и выползать не хочется!.