«Скажи мне… государыня, скажи мне, — как безумная, бормотала девушка. — Скажи… ты любишь меня?»

Тёплое дыхание коснулось её глаз, суша мокрые от слёз и дождя ресницы.

«Ох… угораздило же тебя захворать, — защекотал лицо Жданы согревающий шёпот. — Ну ничего, ничего. Сейчас тебе станет легче. Хворь пройдёт… Всё пройдёт. Ты встанешь здоровой, обещаю».

«Скажи, — умоляла Ждана из последних сил. — Я не верю, что ты меня нисколько не любишь…»

Тихий вздох…

«А что это изменит? У нас разные пути, Ждана. Не трави душу, лучше прижмись ко мне крепче… Я исцелю тебя».

Земля могильным холодом дышала на ноги, шёпот дождя высасывал душу через спину, и Ждана уже не чувствовала своих губ…

«Одно твоё слово спасёт меня», — всё же удалось ей выговорить.

Она устала умолять, а Лесияра всё никак не могла взять в толк, что Ждане было нужно от неё всего одно судьбоносное слово — либо спасительное, либо убийственное. Её взгляд ещё пытался донести до княгини то, чего уже не мог голос, а жизни в ней оставалось всего несколько капель…

Полувздох — полушелест. И слово, которого она так жаждала, грустным осенним листом упало ей на сердце:

«Люблю… Но это последняя наша встреча».

…Осеннее солнце устало светило в окно, целебно пахли можжевеловые веточки, выложенные вокруг изголовья. В груди больше не скребло, лоб остыл, слабость прошла. Встать помешало только горькое эхо слов княгини, пригвоздив Ждану к ненавистной, липкой от пота постели. Эти слова — «последняя встреча» — как нож, вырезали из её существования всю наполненную живительным смыслом сердцевину, а в остальном она чувствовала себя до отвращения здоровой.

Взяв одну из веточек, разложенных заботливой рукой Млады, она вдохнула запах и сглотнула колючий ком в горле. Свет вдруг что-то заслонило, и Ждана болезненно сжалась.

«Ну что, полегчало?»

Взобравшись на приступок, на полати заглянула Млада — с каменным лицом и холодными синими яхонтами глаз. Сердце Жданы дрожащим зверьком забилось в уголок.

«А ты… не в дозоре?» — невпопад пролепетала девушка.

«Я сегодня в ночь иду, — сухо напомнила женщина-кошка. — Не вставай, я тебе питьё сейчас дам».

С голосом Млады произошла разительная перемена: привычные ласковые нотки напрочь пропали из него, он стал бесцветным, чужим, неживым. Ждана вжалась в подушку: неужели Млада что-то поняла? Впрочем, удивительно, что она не поняла раньше…

«Я уже давно всё вижу, — ледяным кнутом стегнул девушку голос женщины-кошки. — Даже слепой увидел бы».

Ждана застыла ледышкой… Млада протягивала ей кружку с холодным отваром, но у неё не поднималась рука, чтобы взять.

«Выпей, выпей».

Ждана мотнула головой и спрятала лицо в подушку.

«Ну, как хочешь, — сухо ответила Млада, спускаясь. Кружка стукнула о стол. — Ты знаешь, что ты разговариваешь во сне, голубка?.. Мне известно, что с тобой творится. Всё ждала, когда ты наконец сама скажешь правду, только ты, видать, решила против судьбы идти — не по своей дорожке. Нет, милая, не выйдет оно так… — Вздох. — Если не любишь, не будет силы Лалады в наших детях».

Ждану сотрясали рыдания. Обломки жизни падали, больно ударяя, как кирпичи.

«Мла… Мла… да, — сквозь судорожные, болезненные всхлипы выговорила она. — Я могу быть тебе… хорошей… женой… Я буду…»

«Верю, — мягко перебил голос женщины-кошки. — Верю, что можешь. Только не мне. Коли возьму тебя в жёны, мне достанется всё, кроме самого главного — твоего сердца.