– Да понимаете ли, о чем все это говорит? – охрипшим от необычайного волнения голосом говорил он. – Звезды либо встречаются в одиночку, либо парами, либо небольшими группами, чаще всего парами, но на огромном расстоянии друг от друга, и сейчас я знаю, почему!.. И завтра об этом будет знать весь мир! Раз энергия для построения звезды стекается к некоторому «нарушению» в безвоздушной среде и продолжает поступать до появления самой звезды, что, конечно, происходит скачком – скрытая терпеливая работа и вспышка, – то все понятно! Звезды не могут рождаться где угодно. Они отнимают энергию из окружающего пространства, обедняют вакуум в своих окрестностях, как дерево отбирает влагу своими корнями из целого пласта земли! Звезда рождается не на пустом месте, и, родившись, звезда излучает потоки тепла и света, которые где‑то, какими‑то невидимыми путями вновь оказываются собранными в новую звезду. Я подсчитал среднюю энергетическую насыщенность вакуума, ведь известно, что в среднем звезды находятся на расстоянии пятидесяти миллионов солнечных радиусов друг от друга, смотрите…
А через час я присутствовал при яростном споре Григорьева с Ледневым. Его содержание потрясло меня.
– Напрасно думать, – говорил Леднев, – что частичка света, пришедшая к нам от Солнца, в действительности вышла из его недр или излучена с его поверхности! Разве электроны, которые сейчас разогревают нить электрической лампочки, это те самые электроны, что находились в обмотках динамо‑машин Каховской ГЭС? Электроны двинулись в путь все разом, практически через мгновение они стали поступать к нам, в эту лампочку, но сами‑то электроны, те, что находились в момент включения в обмотках динамо‑машин, еще в пути, они идут к нам, но дойдут через десятки лет! Электромагнитное поле только вызывает к жизни, выводит из недеятельного состояния бесчисленные кванты света, реально находящиеся в вакууме!
– Так что же тогда скорость света? – возражал Леднев, спор доставлял ему видимое удовольствие. – Ведь свет все‑таки мчится к нам со скоростью трехсот тысяч километров в секунду!
– Это скорость бегущей по вакууму электромагнитной волны, но ею не исчерпываются свойства частиц света; это скорость передачи, не больше!
– Но это древняя, тысячи раз отвергнутая теория эфира! – воскликнул Леднев. – Не стыдно ли на пороге XXI века рассуждать на эту тему. Ведь все попытки определить скорость, с которой проносится сквозь эфир наша Земля, оказались безуспешными.
– Правильно! Но разве мог кто‑нибудь предсказать сверхтекучесть гелия при низких температурах? – ответил Григорьев. – Шутка ли заявить, что жидкость, имеющая плотность, вес, материальная, как любая другая жидкость, вдруг окажется лишенной такого важного свойства, как свойство вязкости! Ничего нет удивительного, если структура вакуума проявляет себя еще более необычно…
Я нашел Топанова только под вечер на берегу моря. Несколько наших товарищей, астрономов и физиков, что‑то ему втолковывали. Когда я подошел к ним, мимо берега быстро прошел легкий ялик. Вся толпа внимательно следила за его веслами.
– Еще раз! – крикнули с берега на ялик. – Вот хорошо, теперь вышло!
– Что здесь происходит? – спросил я.
– Получаем двойные звезды, – ответил Мурашов. Он стоял по колено в прибрежной тине в башмаках и брюках. Ялик возвращался, и Мурашов присел над самой поверхностью воды.
– Есть, вышло! – крикнул он, когда ялик прошел мимо. С его брюк стекали потоки воды.
– Да в чем же дело? – не выдержали.
– Хватит, – сказал Топанов, – убедили…
– Понимаете, один из наших астрономов заявил, что те своеобразные завихрения в межзвездной среде, о которых мы говорили, дали бы начало только одиночным звездам. |