Между тем они стали замечать, что их мысли не сходятся и что все, разделявшее их, накладывало свой отпечаток даже на мельчайшие подробности повседневной жизни. На какое-то время очередное свидание, принеся радость, оживляло отношения. Но все явственнее дуэт переходил в дуэль. И раздражительнее становились письма Луизы. Все чаще в них звучали обвинения в бесчувственности и равнодушии, нежелании поступиться ради нее своим искусством.

Он, как обычно, отшучивался: нельзя требовать апельсин от яблони. Напоминал ей, что ошибаются те, кто отождествляет любовь с физической близостью. Но все его доводы рушились перед обыденностью Луизы.

Упрекая его, она «выпускала когти», попрекала тем, что он давал ей деньги, только когда она их просила. Хотя отнюдь не нуждалась и умела зарабатывать сама. Кроме того, она получала пенсию. Критик Понтмар-тен писал о ней: «Со спорным талантом, с сомнительными умственными способностями, жадная ко всему, что служило разговорам о ней, она охотно сожгла бы десять домов и один храм, чтобы о ней заговорили. Она гордилась своей белокурой красой и не умела жить экономно».

Любовников она обычно выбирала среди людей знаменитых и полезных. В этом смысле Флобер— самая серьезная ее связь — не представлял в то время какого-либо интереса. Эту свою незаинтересованность она безусловно могла поставить себе в заслугу. Вообще же Луиза Коле делала все с умыслом. Стихи были для нее поводом сообщить читателям о месте своего рождения, о предках, которых она считала знатными, о любовниках, которых имела немало. Она писала статьи, комедии, стихи, сказки для детей (кстати, детей у нее было семеро, причем от разных мужчин; в живых остался лишь ребенок от Виктора Кузена), вела отдел в журнале «Моды Парижа».

Настоящим ее достоинством была красота. И когда с годами она поблекла, Луиза, будучи не в состоянии восполнить эту утрату умом, умерла «от огорчения и от неумения состариться».

Себялюбивая Луиза не понимала — либо не хотела понять, — что в работе для Флобера заключалось и горе, и счастье. Злобная химера искусства сжигала его сердце, терзала душу. Луиза совершала распространенную ошибку — ревновала к творчеству. Возможно, ей хотелось, чтобы перо Флобера чаще выводило ее имя?

Так или иначе пылкий, необузданный нрав и капризный характер Музы приводили к частым размолвкам. Наконец, в 1854 году произошел окончательный разрыв.

Спустя несколько лет госпожа Коле отомстила Флоберу. Не так, правда, как писателю Альфонсу Карру за его неудачно брошенную фразу в кафе «Риш», что отцом ребенка Луизы был не ее муж, а любовник. На следующий день она явилась к А. Карру и, вынув из сумки кухонный нож, нанесла ему удар — к счастью, не смертельный. Потом этот нож висел в прихожей у А. Карра с надписью: «Нож, всаженный мне в спину мадам Коле».

Месть Луизы Флоберу была не столь явной, но достаточно откровенной. В своих романах «История солдата» и «Он» бывшая возлюбленная вывела его в образе равнодушного Леонса, погубившего героиню своей бесчувственностью.

Но в то время, о котором идет речь, Луиза Коле и Гюстав Флобер переживали золотой полдень и до омрачения его тучами серьезных размолвок было еще далеко. Они отдавались «ветру своих сердец, пока он надувал их паруса». «Пусть он несет нас куда хочет, а что до подводных камней… что поделаешь? Увидим».

Однажды, на заре их отношений, Флобер предложил Луизе Коле написать адюльтерный роман и изложил сюжет, взятый им из действительности. «Изучи хорошенько героев, — советовал он, — восполни воображением то, что в жизни всегда бывает незаконченным, и изобрази все это в хорошей книге». Луиза не вняла тогда совету. Теперь, пять лет спустя, он сам воспользовался подлинной историей и сочинил роман о провинциальном адюльтере.