Но я мог бы уйти, правда. — Соловьев сглотнул и поднял виноватые глаза от столешницы. — Только когда я догадался, в чем дело, я осознал и еще кое-что: у Ираклия не заржавеет. Он одним ударом избавится от свидетеля и сделает свежий выпуск. «Загадочное убийство продюсера передачи “Криминальный час”» — чем плохо звучит?
Маша
Маша подъехала к уже знакомому красивому дому — белый кирпич и стекло — и несколько секунд сидела в машине. То, что она собиралась сообщить Рудовскому, — жестокий, и, возможно, абсолютно бессмысленный акт. Маша доставит ему боль, а этот человек и так многое пережил. Но не рассказать она не могла. Из той давнишней истории сквозило холодом, человеческой подлостью. И просто захлопнуть приоткрытую дверь было бы жестом милосердным, но не профессиональным. Шлейф, тянущийся из прошлого, возможно, что-то прояснит в недавнем убийстве. Маша вздохнула, виновато посмотрела на себя в зеркальце дальнего вида и вышла из машины.
Рудовский ждал ее в той же гостиной: на журнальном столике стоял серебряный поднос с кофейником и две чашки. Маша поблагодарила его и за согласие принять ее, и за кофе; с жалостью взглянула на продюсера — седая щетина, черный свитер, делающий лицо еще более бледным. Круги под глазами. Рудовский спокойно разлил горячий кофе по чашкам, передал одну Маше. Слегка улыбнулся и в ответ на извинения заметил:
— Что вы, я очень хотел вас увидеть, узнать, как продвигается следствие…
Маша смущенно опустила чашку на колени, понимая: он не только интересуется результатами расследования, нет. Он просто-таки жаждет еще раз оживить в беседе воспоминания о погибшей жене, подумалось ей. Знал бы он, о чем она приехала побеседовать.
— Простите, я не сообразил! — встрепенулся Рудовский. — Вы, наверное, пьете с сахаром?
Он уже было вскочил, но Маша отрицательно покачала головой — не надо, все хорошо. Она собралась с силами.
— Сергей Николаевич, я хотела бы поговорить с вами об отношениях, связывавших вашу первую и вторую жену, — начала Маша, а Рудовский поднял на нее удивленный взгляд.
— У них не было отношений, — спокойно сказал он. — Ольга погибла прежде, чем мы с Алисой… стали близки.
Маша нахмурилась. Странно.
— Скажите, — начала она с другого боку, — Алиса когда-нибудь была от вас беременна?
Рудовский нахмурился. «Мои расспросы, — подумала виновато Маша, — должны ему казаться верхом неприличия. Удивительно, как он еще сдерживается». Она могла бы сразу выдать ему всю информацию, но не была уверена, что после нее он сможет отвечать. А Рудовский, после паузы, тихо сказал:
— Нет. Мы собирались сделать детей. Алиса знала, что у нас с Олей не получилось…
— Простите, я, может, задам вам слишком интимный вопрос, но обещаю, он имеет отношение к делу: детей у вас не могло быть из-за Ольги или… — Маша чуть покраснела. И закончила совсем тихо: — Или из-за вас?
Рудовский поставил нетронутую чашку на стол, внимательно посмотрел на Машу:
— Надеюсь, вы действительно знаете, о чем спрашиваете. Много лет назад, еще на первом курсе института, Ольга сделала аборт на четвертом месяце. Она сама приняла такое решение: отец ребенка был готов взять на себя ответственность… Но Оля не хотела портить себе карьеру, хоть и знала, что прекращение беременности на таком сроке крайне опасно. Ей пришлось идти к какой-то акушерке, которая практиковала аборты в полуподвале пригородной больницы в ночное время… В общем, очень неприятная история.
Маша кивнула: четвертый месяц. |