– Странно. Вор не стал бы заморачиваться, вынимая камни – забрать украшения целиком куда проще, – вслух рассудил я, слушая свой охрипший голос. – Значит, внутри амулетов было нечто, уничтоженное временем. Может, особенно ценная порода дерева?
Ответить мне никто не мог, хотя кое что я узнал даже у трупов. Одно из тел оказалось не на конце гексаграммы, как остальные, а чуть в стороне – будто некто пытался сбежать. Похоже, именно его трусость привела к срыву всего ритуала и гибели остальной семерки.
В его костлявых пальцах был зажат кинжал.
Хмыкнув, я стряхнул останки с оружия, но от прикосновения кинжал раскрошился на чешуйки. Некачественное железо продержалось куда меньше золота и серебра. И тем удивительней, что амулеты сохранились даже без царапин и следов разрушения.
Вот только продать их я смогу не раньше, чем выберусь из склепа.
Внимательный осмотр зеркал подтвердил худшие опасения – они все оказались намертво вмурованы в стены.
– Простите, мадам, – произнес я, забирая бедренную кость у бывшей обладательницы длинной разложившейся шевелюры.
Размахнувшись я ударил по зеркальной поверхности. Вот только вместо ожидаемого звона стекла услышал сухой хруст сломавшейся кости.
Отбросив бесполезный обломок, я внимательней присмотрелся к зеркалу. Так и есть – идеально отполированное серебро. Очень толстый слой серебра, которое не пробить подручными средствами.
Протерев и послюнявив палец, я медленно прошелся по комнате в поисках дуновения. Безуспешно. Если сквозняки и были, то слишком слабые, чтобы почувствовать их кожей.
Нужна свеча.
Не особо задумываясь, я принялся творить иллюзию. Плетение структуры заняло у меня чуть больше времени, чем вызов стандартной, но далось легко.
Создание иллюзий было частью моей природы. Тем, что нельзя отнять, даже стерев воспоминания. Но чем дольше я возился с иллюзией, тем явственней понимал – со мной что то не так. Чужое тело казалось непривычным, хотя его использование не вызывало проблем. Что же до магии – она оказалась в несколько раз слабей, чем я привык.
Помнить бы ещё, к чему я привык.
Наконец язычок пламени был готов, и я поднял его над вытянутой рукой, улавливая каждое, даже самое слабое дуновение ветра.
Пройдя круг, я наконец увидел, как стоящий столбом огонек шевельнулся рядом с зеркалом, возле которого лежал скелет того, кто покинул пентаграмму. Вот только ветер едва улавливался и шел из узкой щели, в которую невозможно было засунуть палец.
Решение пришло мгновенно. Усмехнувшись, я резко опустил руку и, не раздумывая, создал кинжал. Синяя рукоять идеально легла в ладонь, а раздвоенное лезвие жало привычно потянуло оружие вниз. Подкинув его на ладони, я на мгновение залюбовался собственным произведением, а затем меня накрыло.
Я никогда не любил германского художника. Разделял его страсть к древним артефактам и уважал за фанатичную целеустремленность, но его догматы избранности расы были мне совершенно чужды и противоречили всему, что я знал и любил. В конце концов даже принцип ордена, в который я вступил: Способным по способностям.
Каждый может пройти путь от ученика до великого магистра, если, конечно, у него есть к этому дар. Каждый, сколь угодно низкого или высокого происхождения. Любого социального статуса, расы или веры. Художник же отрицал саму возможность такого возвышения, ставя одну расу выше всех остальных. И сегодня он поплатится за свое высокомерие.
Улыбнувшись, я двумя руками снял с пьедестала древний кинжал неизвестного автора. Величайший скандинавский артефакт, по легендам, принадлежавший самому богу обмана и лжи. Великолепному Локи. Снял без опаски, ведь все ловушки, как электрические, так и механические и взрывные, уже были обезврежены, стража надежно усыплена, а следующая смена придет только через час. И все же я кое чего не учел. |