– Я буду хорошо себя вести, – пообещал он. – Дома сразу же пойду к врачу и потом напишу тебе обо всем.

– Тебе не нужно писать, – сказала Ильза.

– Что? Что ты имеешь в виду?

– Я еду с тобой.

– Едешь со мной? Ради Бога, Ильза, мне не нужна сиделка в самолете. Я не болен.

– Позволь мне внести ясность в этот вопрос. Мое решение никак не связано с тем, что произошло сегодня утром. Я передумала, только и всего. Я хочу остаться с тобой. Советую тебе купить ошейник и поводок для Лу, я буду гулять с ним в Центральном парке.

20

Хорошо было вновь оказаться дома. Если бы когда-нибудь Полу сказали, что он, с его любовью к безбрежным пространствам и бескрайнему морю зелени, будет действительно рад очутиться в Нью-Йорке летом, он бы этому не поверил. Он смотрел на раскинувшийся перед ним город с таким чувством, будто никогда его до этого не видел. В центре выросли новые административные здания, между которыми были разбиты крошечные скверы – приятное нововведение – где люди могли посидеть на скамейке, съесть в полдень сэндвичи или прочесть газеты под только что высаженным в грунт деревом гинго. Привилась, похоже, и европейская традиция обедать прямо на тротуаре, за столиками под тентом, словно нью-йоркцы наконец решили наслаждаться жизнью в своем родном городе даже в июльскую жару.

Кейти, предупрежденная заранее, сняла с мебели чехлы, закупила продукты и, отмыв до блеска старую квартиру, украсила ее цветами. В кабинете на работе ничего не изменилось за время его отсутствия, словно он никуда и не уезжал. Фикус в углу, правда, прибавил в росте несколько дюймов, но суровые глаза деда на портрете все также следовали за ним по всей комнате, как они делали это еще в то время, когда зеленым юнцом, только что окончившим колледж, он пришел в фирму, дабы продолжить семейное дело.

В кабинет толпой вошли поздороваться младшие партнеры.

– Мы знали, что вы вернетесь. Вы не могли нас оставить, – раздалось со всех сторон.

И Пол, довольный теплой встречей, ответил:

– Полагаю, вы от меня никогда не избавитесь, если только не пристрелите.

Однако он не собирался возвращаться к старому распорядку. Время для этого прошло, и он это понимал. Кроме того, ему захотелось как можно больше бывать в обществе Ильзы, которая все еще никак не могла решить, оставить ли ей, наконец, работу или попытаться возобновить какое-то подобие практики в Нью-Йорке. Так что провести в конторе утро два-три раза в неделю – для него вполне достаточно.

Чувствовал он себя прекрасно. Естественно, он посетил своего врача, что сделал бы в любом случае, даже если бы Ильза не настаивала на этом. В конце концов, сказал он ей, он же не был полным идиотом. Нельзя же совершенно проигнорировать приступ, случившийся у него в Италии. После того как ему сделали повторную кардиограмму, выяснилось, что Пол действительно перенес инфаркт, правда, в легкой форме, как сказал ему врач. Затем, желая, очевидно, его приободрить, добавил, что известны случаи, когда люди прожили еще тридцать лет после такого инфаркта.

Пол ответил, что тридцать лет он вряд ли проживет, но может ли он рассчитывать, по крайней мере, на десять?

– Вполне можете, – уверил его врач. – Принимайте регулярно свои лекарства, ведите разумный образ жизни и на всякий случай носите всегда с собой нитроглицерин.

– Вот видишь, – сказал он Ильзе, когда они вышли на улицу, – у нас с тобой впереди еще несколько хороших, добрых лет.

– Я никогда в этом и не сомневалась, – был ее ответ. Она взяла его под руку и они зашагали по Мэдисон-авеню. – О, смотри! – воскликнула она вдруг, – открылась новая выставка.