И кто-то ей ответил:

– Это только рефлекс. Он не может в его состоянии.

Всегда говорили, вспомнилось ему, что в действительности никто не знает, может ли человек в коме слышать или понимать. Он мог бы им сейчас сказать, что, да, он слышит и он понимает. Но у него не было на это сил, и потом, это не имело никакого значения. Я стар, подумал он снова. Чудесно, что мне довелось жить на этом свете, но теперь пора.

Его похоронили в Вестчестере золотым осенним утром. День был необыкновенно теплым и солнечным. В безветренном воздухе последние кленовые листья, медленно кружась, падали с легким шорохом на крышу усыпальницы, где уже лежало два поколения Вернеров.

Просто удивительно, думал Тео, как много людей пришло на кладбище. За катафалком следовали почти сто человек. Тут были и молодые люди с Уолл-стрит, судя по их одежде, зажиточные пожилые пары, группа хорошо одетых негров, представляющих, как он предположил, какую-нибудь организацию, которой Пол оказал щедрое пожертвование; здесь было даже несколько молодых людей в джинсах. И, однако, среди всех собравшихся не было ни одного его потомка, кроме Айрис.

Раввин попросил членов семьи занять места в переднем ряду. Первой, как и следовало ожидать, вышла Ильза, стройная, в строгом черном костюме с печатью глубокого горя на прекрасном энергичном лице. Рядом с ней села какая-то женщина помоложе в похожем на индейский наряде; ее седые волосы были заплетены в косу, которая лежала у нее на спине. Были тут и две пожилые пары: одна, одетая богато и по-городскому, другая – с виду деревенские жители; женщина была русоволосой, с нежно-розовым, типично английским лицом, в туфлях на низком каблуке и старом твидовом костюме.

– Иди сюда, Лия, садись рядом, – сказала русоволосая.

– Это Леа, из салона, – прошептала Айрис. Она не испытывала сейчас ничего, кроме любопытства; все остальные чувства и воспоминания, связанные с тем местом и временем, были забыты.

Раввин начал читать каддиш. Вторившие ему приглушенные голоса поднимались, казалось, к самому небу.

Удивительная молитва, подумала Айрис. Благодарить Бога даже в смерти за жизнь и не просить никакого вознаграждения на небесах. Одна только благодарность. Удивительно, если вдуматься. На глаза ее навернулись слезы.

Тео был уверен, что она думает о родителях. Хотя она как-то заплакала и при виде незнакомой пары, отъезжавшей от синагоги после бракосочетания. Нежная душа! И он взял жену за руку, подумав, как странно, что из всех присутствующих он один знал правду о ней.

Он понимал, что в эти дни молодые, конечно, не все и не везде, но уж в этом повидавшем многое и ничему уже не удивлявшемся городе, несомненно, ничуть не были бы шокированы, узнай они эту правду. Но он дал слово, и его сдержит. Нарушить его – значило бы не только проявить жестокость по отношению к Айрис, но и слышать вечно в своей душе упреки Анны – он представил ее огромные, в обрамлении золотистых ресниц, глаза так ясно, словно она стояла с ним рядом – и человека, чье тело вносили сейчас в маленькое каменное серое здание.

Нет. Никогда. Эта правда уйдет вместе с ним в могилу.

Церемония закончилась, и люди начали расходиться, медленно шагая по траве к своим автомобилям. Позади Тео какая-то женщина сказала:

– Он помогал всем в семье. Мы все на него опирались. Он был такой сильный и в то же время такой скромный.

Кто-то еще спросил:

– Итак, ты собираешься вернуться в Израиль, Ильза?

– Да. Во всяком случае, он так хотел, – услышал он голос Ильзы.

Когда она проходила мимо, в глаза Тео бросилось видневшееся в вырезе ее блузки золотое колье с усыпанной бриллиантами миниатюрой. Ему смутно припомнилось, что в другом мире, в другой жизни его мать носила точно такое же.

Он завел машину и они отъехали.