С удвоенной теплотой она сказала:

– Тео, должно быть, говорил вам, что мы теперь регулярно получаем известия от Стива, мистер… Пол?

– Да, и я рад этому.

– Судя по всему, ему нравится новая работа. С вашей стороны это было великолепное предложение.

– Хорошо, что вы не ожидаете слишком много так скоро. Он должен перестроиться, вновь обрести себя, а это требует времени.

– По крайней мере, он сейчас строит, а не взрывает.

Послышался голос Тео:

– Он никогда ничего не взрывал, Айрис. Он мне в этом поклялся.

– Слава Богу!

Взгляд ее обратился к портрету матери на противоположной стороне, который, сколько она могла помнить, всегда висел над каминной полкой в гостиной родителей. Тео решил повесить его здесь, на самом видном месте, в простенке между двумя окнами, и сейчас Анна в своем розовом вечернем платье, которое муж заказал для нее в Париже, смотрела на своих потомков.

– Мама была бы рада, если бы могла все это видеть, – сказала Айрис. – Она так за всех нас тревожилась.

– Хорошая мать.

– Да, с родителями мне повезло. Я часто думаю, как же отличалась их жизнь от моей. Как многого они добились! Папа вырос в Нижнем Ист-Сайде, в бакалейной лавке. Когда его отец ослеп, матери пришлось содержать всю их семью. И затем, когда папа добился успеха… думаю, поэтому-то он ничего не жалел для моей мамы. Ему, вероятно, хотелось возместить ей все то, чего они оба были лишены в молодости.

Неожиданно Айрис почувствовала на себе пристальный взгляд Вернера. Он повернул голову, чтобы посмотреть на нее. У нее мелькнула мысль, что, возможно, его утомили ее личные воспоминания, и она поспешила сменить тему.

– Вы тоже выросли в Нью-Йорке, мистер… Пол?

– О чем это вы так серьезно думаете? – спросила сидевшая напротив них Ильза Вернер.

– Да нет, ничего серьезного, – ответила Айрис. – Я только спросила Пола, вырос ли он в Нью-Йорке.

– Да, он вырос в Нью-Йорке и может рассказать вам удивительные вещи об этом городе, вещи, о которых вы даже не подозреваете, – проговорила Ильза с любовной гордостью.

Подал голос Робби:

– Расскажите же нам. Я сам со Среднего Запада, и Нью-Йорк до сих пор поражает меня.

– Даже не знаю, с чего начать, – сказал Пол. – В голове у меня всплывает такое множество картин. Электрические автомобили и шарманщики с обезьянками. И многоквартирный дом «Дакота» на Сентрал-Парк-Вест. Он вздымался, казалось, в самое небо, и я всегда мог по нему определить, где нахожусь, когда был ребенком. Моя бабушка говорила, что он мозолит всем глаза. Однако отец уверял, что он великолепен, и когда-нибудь весь Вест-Сайд будет застроен такими домами до самого Гудзона, где были фермы.

– Фермы? – воскликнула Лаура.

– Да, – продолжал Пол с явным удовольствием, – это были в основном овощные хозяйства, и за домами паслись козы. Помню, я думал, как чудесно жить в одном из таких домов. Но сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что это были, конечно, обыкновенные лачуги.

– Нью-Йорк поразителен, – сказала Джэнет. – Не могу дождаться, когда мы туда переедем.

Лаура заметно содрогнулась.

– Мы с Робби не согласились бы на это ни за какие деньги. Мы предпочитаем жить за городом, как можно дальше от всех этих толп и шума.

– Ну а мы с вашей мамой выбрали золотую середину, – заметил Тео.