Потом он откинулся назад и стал смотреть в туман, пока древнее оружие его отца всасывало энергию из пистолета.

Доктор применила местную анестезию, и хотя та уже начала отходить, чувствительность в правой руке старшего инспектора Граммеля все еще не восстановилась. Зато он мог видеть свою покалеченную и восстановленную руку. Придерживая ее левой, он так и поступил — внимательно рассмотрел ее.

Попытался пошевелить пальцами, и это ему удалось. Пальцы реагировали слабо, но, главное, реагировали.

— Серьезных повреждений нервов нет, — сообщила доктор, когда Граммель собрался покинуть хирургический кабинет. — Я просто вложила их обратно и накрепко спаяла кость. Рука будет как новенькая. И чувствительность, и способность действовать полностью восстановятся в течение пяти дней. Только вот что… Старший инспектор посмотрел на нее.

— Потеть эта рука больше не будет, — говорила доктор, складывая свои инструменты. — У вас было разворочено все предплечье — можно сказать, верхняя половина правой руки целиком, — и пришлось очень значительный участок закрыть искусственной кожей. Но ничего страшного, тело достаточно легко компенсирует этот маленький недостаток.

Она протянула руку и ощупала правую сторону лица Граммеля.

— Как вы слышите с этой стороны?

— Нормально, — отрывисто ответил Граммель. — Вы хороший специалист, доктор. Я прослежу, чтобы вы получили достойное вознаграждение.

— Есть способ сделать это.

— Чего бы вам хотелось?

Она сняла запятнанный халат и аккуратно сложила его. Старая женщина, слух и зрение у нее уже были не те, что когда-то. И, уж конечно, хуже, чем у старшего инспектора Граммеля, даже с учетом того, что ей пришлось заменить ему барабанную перепонку.

Как человек, которому не повезло в жизни, она растрачивала свои способности на службе Империи. Такое часто случается с людьми, которыми овладевает безразличие к собственной судьбе. Именно это произошло и с ней, когда около сорока лет назад один очень милый молодой человек сел за руль машины и разбился на ней. С тех пор она принадлежала Империи, которая если и не наполнила смыслом ее жизнь, то по крайней мере давала возможность приносить хоть какую-то пользу.

Доктор косо взглянула на Граммеля.

— Не казните этих солдатиков. Они из тылового отделения.

— Вот поистине поразительная просьба о вознаграждении, — задумчиво произнес Граммель. — Нет, — угрюмо ответил он и увидел, как изменилось выражение ее лица. — Нет и еще раз нет, даже несмотря на то, что эта просьба исходит от вас. Вынужден отказать.

Он провел рукой вдоль шва, тонкого, как рыболовная леска, сбегавшего с верхней части кое-где выбритого черепа вниз, к восстановленному уху, и дальше к нижней челюсти. Органический имплант, вживленный в шов, будет удерживать челюсть на месте и позволит ей нормально функционировать до тех пор, пока лицо полностью не заживет. Когда процесс исцеления завершится, имплант рассосется.

— Они не справились со своей задачей, — закончил он.

— Им просто не повезло. Доктор была единственным человеком на Мимбане, который осмеливался спорить со старшим инспектором. Те, кто лечит других, могут позволить себе некоторую долю независимости. Попробуй надави на них, а вдруг завтра придется обращаться к ним за помощью? С точки зрения Граммеля, этот маленький разлад мог стоить ему случайной оплошности при очередном заваривании кости.

Отвернувшись, он посмотрел на себя в зеркало.

— Шесть идиотов, которые позволили пленникам сбежать.

Как обычно, доктор не знала, о чем Граммель сейчас думает. Вполне возможно, что он восхищался швом, который она наложила, хотя большинству людей он показался бы устрашающим.