Дальше катиться было бессмысленно, поэтому я отключил питание заглохшего движка и остановился на обочине дороги. Мы синхронно с бойцом покинули машину.

— Эх, подвела, старушка, — погладив по доскам борта, сказал сержант. — И ни одной машины поблизости.

— А чего это бензином пахнет? — принюхался я.

— Вот чертовка! — восхищенно воскликнул боец и выдернул из бензобака, находившегося над радиатором, нож. — Это она нам его всадила, когда мы обогнать ее пытались. И как дотянулась только?

— Да-а, кадр, — покачал я головой и, еще раз осмотрев пустые улицы, только вздохнул. Кроме тройки десятилетних велосипедистов, что издалека смотрели на нас, больше никто техникой не располагал. — Ушла все-таки, второй раз уже.

— Может, и нет, — сказал сержант, подходя ко мне и профессионально вертя в руках нож. — Ранена она, похоже, очень серьезно, я успел в кабину заглянуть, когда мы ее в первый раз обогнать пытались, вся одежда в крови была, и видны наспех наложенные повязки.

— Позже узнаем. Пошли обратно, делать нам тут больше нечего, — расстроенно махнул я рукой. На ходу я спросил: — Вы чего ко мне подъехали-то?

— Чего?.. А-а-а, так у нас приказ был привезти тебя в наркомат, а тут подъехали, выстрелы и погоня. В общем, сработали на бегущего человека и рванули в погоню. Ладно, хоть разобрались, кто ты.

— Понятно, — снова вздохнул я. — Тяжелый день, похоже, у меня сегодня будет.

— А сейчас что, не тяжелый?

— Да вот это как раз привычно. А вот с начальством общаться не люблю, они так и любят на шею сесть и ножки свесить.

Хохотнув, боец прибавил скорость движения, следуя за мной. Если его начальство ищет меня, следует поторопиться.

— Ты магазин-то верни, у меня не склад, запасов нема, — велел я сержанту.

— Кстати, а откуда у тебя оружие?

— Какое оружие? Нету у меня никакого оружия… Но магазин верни…

Повернув голову, я посмотрел, как военные железнодорожники подгоняют к эшелону второй паровоз — один подобный состав просто не утащит. Из-за легкого устойчивого ветра, дым и пар от котлов обоих паровозов шел как раз вдоль эшелона, отчего железнодорожники и несколько бойцов-часовых, что стояли у своих вагонов, казались выходцами из преисподней: дым то скрывал их, то они вновь появлялись. Даже до нас дымка доходила, хотя мы находились у предпоследнего вагона, теплушки, так сказать.

— Документы в порядке, — кивнул мне начальник эшелона майор Студнев, командир тяжелого гаубичного дивизиона, личный состав и материальная часть которого находились в теплушках и на платформах эшелона. Правда, автотехники, на мой взгляд, там было на удивление мало. — Мне еще два грузовых вагона подсоединили с саперами, с ними поедешь, их вагоны крайние.

— Ясно, — кивнул я, принимая документы и убирая их в нагрудный карман зимней гимнастерки под армейской телогрейкой. Поправив большой и тяжелый баул, который на длинном ремне висел у меня на плече, я быстрым шагом направился к нужному вагону. Последний был закрыт, а вот предпоследний нет, в проеме стоял и курил пожилой красноармеец. Старшинскую пилу я не сразу рассмотрел под воротом его телогрейки.

Проходящий мимо майор сообщил тому, что подсадил меня к ним, тот кивнул и протянул мне руку, помогая попасть в вагон. Положив ему под ноги баул и забросив в вагон Шмеля, я ухватился левой рукой за крепкую рабочую ладонь и одним стремительным движением оказался в вагоне и быстро окинул его взглядом.

В теплушке, как и ожидалось, были сбиты нары, на которых спали два десятка человек.