Когда я доел кашу с мясом, вдруг недовольно заворчал лежавший рядом Шмель. Он уже поел. Присмотревшись, куда смотрел щенок, я рассмотрел пса, который разглядывал нас, выглядывая из-за дерева. Это был довольно здоровый взрослый пес, в ошейнике и с обрывком веревки на шее. Пес, то и дело облизываясь и переступая на месте, не отрываясь смотрел на нас. Видимо, был голоден.

Свистнув, я выскреб на осеннюю листву остатки каши и начал подзывать пса. Тот сперва неуверенно сделал пару шагов, замер, но потом, так же неуверенно поглядывая на нас голодными глазами, все же приблизился. Я отодвигаться не стал, проверяя его. Косясь на нас, пес подошел ко мне на расстояние вытянутой руки и стал быстро хватать кашу. Отхлебывая чаю, я с интересом его разглядывал. Пес был не элитной породы, обычный деревенский. Видимо, он или сам сорвался, или что-то случилось, а так на вид, кроме небольшой худобы и впалого живота, он был в порядке. Думаю, он из Матвеевки.

Пес поел и лег на листву метрах в трех от нас, но не уходил. Я выплеснул остатки чая из кружки и, встав, водой из канистры вымыл посуду, поскоблил ее, после чего убрал в баул, а потом в танк. Когда я закреплял канистру обратно на борт бронетранспортера, пес встал и глухо ухнул. Видимо, он так лаял.

— А что, — пробормотал я себе под нос, — пса-то сторожевого у меня дома нет, Шмель со мной мотается. Кто-то же должен двор охранять.

Отойдя от бронетранспортера, я мельком осмотрелся, не оставил ли чего. После чего подошел к неизвестному псу. Шмель с подозрением наблюдал за нами. Протянув руку, я осторожно погладил пса. Тот сам дернул головой мне навстречу, подставляясь под ласку. Я осмотрел ошейник. Тот был самодельный. Пес без сомнения был деревенским. Вполне возможно, действительно из Матвеевки.

— Иди домой, тебе тут недалеко.

Пес сделал вид, что не понял меня, и когда я направился к танку, последовал следом. На землю уже опустились сумерки, вот-вот окончательно стемнеет, поэтому возиться долго я не хотел.

— Ладно, черт с тобой, — сказал я и, открыв дверцу бронетранспортера со стороны водителя, махнул рукой: — Залазь.

К моему удивлению, пес одним прыжком запрыгнул в салон и стал принюхиваться. Некоторая форма была в крови. Заперев дверцу, я вернулся к танку и запустил внутрь Шмеля — сам он не мог забраться и полез следом в узкий люк. Через минуту я выгнал колонну из леса и в сгущающейся темноте направился обратно к полевой дороге.

Проехал я буквально три или четыре километра, когда на дорогу, махая свободной рукой, вдруг вышел боец. Самый обычный такой солдат в каске, телогрейке и с винтовкой за спиной. Он специально вступил в световое пятно от фары и, махая, шел навстречу.

Я сразу понял, что меня приняли за своего — ну а кто еще ночью будет ездить по дорогам? Похоже, уже все бойцы знали, что немцы ночью спят, раз спокойно так встретили мою технику. Чувствуя, что если я сейчас промедлю, тот, опознав танк, метнется в сторону, отдавая приказ противотанковым пушкам обстрелять меня, поэтому остановил танк в трех метрах от него и, глуша двигатель, открыл люк механика-водителя и громко спросил:

— Чего случилось?

Через приборы было плохо видно, только силуэт и пятно света на дороге. Ну, а когда наполовину вылез, то понял, что он в звании сержанта, опрятный такой, где нужно подтянутый — в общем, нормальный боец. Чуть левее его я рассмотрел шевеление и еще две каски, кажется, там был окоп или ячейка.