— Ну-ну… Шмель, охранять.

Вскинув «ТТ», я дважды выстрелил, разнося замок, после чего ударом ноги выбил дверь и сразу же ворвался в коридор. Выскочивший из ближайшей комнаты какой-то шкет получил две пули в грудь и упал, в соседней комнате кто-то заорал, и послышался звон разбитого окна. Показав на дверь, я распахнул ее и ушел в сторону, чтобы не попасть под ответный огонь. Он был. Над головой Анатолия, заглянувшего в комнату, свистнула пуля, и со стены коридора за его спиной отвалился большой кусок штукатурки, а сержант, от неожиданности упав на пол, выпустил весь магазин в открытый дверной проем. Заглянув следом, я посмотрел на лежавшего у окна мужчину с наганом в руке, судя по наколкам — сидельца, и обнаружил второго, что, закрыв голову, сидел на корточках за диваном.

— Проверь остальные помещения, — велел я напарнику. Тот вроде уже оклемался, судорожно перезаряжаясь полулежа на полу, а сам прошел в комнату.

Проверив лежачего, я убедился, что он мертв. Толик, конечно, на нервах выпустил весь магазин, но стрелять он умел, четыре пули в теле, одна в трубе отопления, откуда хлестал кипяток, и две, видимо, в окно ушли. Выглянув, я осмотрел землю внизу. Никто не ушел. Не успели.

— Встать, руки на стену, ноги на ширину плеч, — скомандовал я живому бандиту.

Когда я заканчивал его обыскивать, Толик втолкнул в зал девицу довольно развязного вида, но все же довольно испуганную.

— В туалете пряталась. Больше никого нет.

— Сколько было людей в квартире? — спросил я у нее.

— Я, еще… Ой, Мишка-Кривой у окна лежит!

— Тебе, может, пару пощечин дать, чтобы отвечала? Сколько тут было бандитов? — нахмурился я.

— Трое, я и трое. Миша, Олег и Толик.

— Значит, всех взяли. Толя, ты как, с обыском справишься?

— Конечно.

— Тогда приступай, все интересные находки на стол, а я пока этого зайца поспрашиваю.

Толя начал с других комнат, я же присматривал за обоими живыми пока еще хозяевами квартиры. Женщина сидела на диване, изредка вздрагивая, когда я проводил допрос мужчины. Тот был крепкий орешек, три пальца ему уже сломал, мычит только, и все, я его даже зауважал.

— Крепкий, зараза, — пробормотал я, снимая фуражку и положив ее на стол.

— Он немой, — тихо сказала девица.

— В смысле не твой? — не понял я, и тут у меня все сложилось. Я зло сплюнул и спросил: — Вообще не говорит?

— Нет, слышит, но не говорит.

— А писать умеет?

— Да, но только правой, а левой он не сможет.

Посмотрев на поломанные пальцы правой руки, я еще раз зло сплюнул. После чего посадил мужика за стол и, сунув ему карандаш в левую руку, велел на блокноте писать ответы. Жить захочет — и левой напишет. Тот отвечал охотно, но я его каракули не сразу разбирал, затрещины очень хорошо помогали правописанию, и через пару минут тот писал уже вполне понятно и ясно, только медленно.

Толя перерыл почти всю квартиру, только этот зал остался, когда я расслышал от входной двери окрик:

— Милиция. Есть тут кто?

То, что подошел чужой, было понятно, охранявший входную дверь Шмель недовольно заворчал.

— Есть-есть, — услышал я ответ Толика. Он был в соседней комнате и, видимо, вышел на голос.

— Я участковый уполномоченный. Мне бы хотелось…

— В той комнате командир, у него и спрашивайте, а я занят, — мгновенно отмазался Толя и, похоже, вернулся в обыскиваемую комнату. Он нашел уже довольного много улик, подводивших воров под вышку, а в тазике в ванной — форму капитана-танкиста с дырами от ножа и с не до конца отмытыми следами крови.