Л. по-прежнему стояла перед мужчиной, не спуская с него глаз. Пассажиры входили и выходили. Мужчина буркнул: «Что еще надо этой идиотке», – раздался сигнал закрывания дверей. И тут твердым, невероятно быстрым движением Л. вытолкнула мужчину на перрон. Он упал назад, удержался руками, двери закрылись, а он даже не успел осознать случившееся. Через окна мы видели его обалделое, недоуменное лицо. Он проорал: «Шлюха», и его фигура пропала из вида.
Тогда Л. обратилась к молодой женщине и сказала ей фразу, которую мне никогда не забыть:
– Вы не должны такое терпеть, никто не должен такое терпеть.
Это не прозвучало ни просьбой, ни утешением. Это был приказ. Женщина села чуть поодаль, видно было, что ей стало легче. Через несколько минут я заметила, что она улыбнулась каким-то своим мыслям, потом коротко, почти виновато рассмеялась. Мне показалось, что ее тело слегка выпрямилось.
Л. оказывала на меня по-настоящему гипнотическое воздействие. Л. удивляла меня, забавляла, интриговала. Смущала.
У Л. была особая манера смеяться, говорить, ходить. Не похоже, чтобы Л. старалась мне понравиться или подладиться под меня. Напротив, она восхищала меня способностью оставаться самой собой. (Сейчас, когда я пишу эти строки, я осознаю всю их наивность: откуда спустя столь короткое время мне было знать, кто такая Л.?) Все в ней выглядело просто, словно ей стоило хлопнуть в ладоши, чтобы появиться вот такой, естественной и абсолютно адекватной. Когда я прощалась с Л. после короткой встречи или продолжительного телефонного разговора, я частенько продолжала оставаться под воздействием этого контакта. Л. оказывала на меня мягкое насилие, глубокое и волнующее, причины и значения которого я не знала.
Л. его возродила, этот не допускающий возражений властный способ быть в контакте с другом, возможный только в семнадцать лет.
Например, хотя она задала мне всего несколько вопросов о Франсуа, она прекрасно приспособилась к образу нашей жизни и ритму наших свиданий. Она знала мое расписание и что некоторые дни отданы Франсуа. Кстати, Л. очень скоро заинтересовалась моими детьми. Разумеется, она догадалась, что такое отношение даст ей особый доступ в мою личную жизнь, тем более что оно было необходимым условием любому углублению наших отношений. Л. часто расспрашивала меня про Луизу и Поля, просила описать их характеры или поделиться воспоминаниями об их детстве. Порой мне казалось, что Л. хочет наверстать упущенное время, то, когда она их не знала. Но Л. с таким же интересом следила за периодом, который они переживали: уверены ли они в себе при приближении экзаменов на бакалавриат, определились ли уже со своим будущим?
Л. указала мне парочку документов, касающихся профессии, которая интересовала Поля, и по почте прислала материал о национальном училище гражданской авиации, куда собиралась поступать моя дочь. Позже по электронной почте она отправила мне очень полную информацию о художественных ремеслах и профессиях, а также классификацию и местоположение подготовительных курсов по точным наукам.
Должна признать, что сначала меня удивил столь стремительный интерес Л. к моим детям. Затем мне показалось, что такая тревожность объясняется дурацким предрассудком: почему бы женщине, не имеющей детей, не интересоваться чужими отпрысками? Однако факт остается фактом: способность Л. слушать, когда речь шла о моих материнских заботах, была бесподобна. Испытываемый близнецами Луизой и Полем страх при мысли о разлуке, ощущаемая ими, безусловно, необходимость избежать этого, их выбор, официальные запросы, заполнение личных дел, письма с разъяснением побудительных мотивов, сбор профессиональных пожеланий на таинственном информационном приложении прошедших экзамены на бакалавриат, предоставленных в распоряжение учащихся, а потом ожидание… Сколько этапов Л. пережила вместе со мной, как если бы это в высшей степени касалось ее. |