Изменить размер шрифта - +

— Он сказал, кто эти горемыки?

— Русские убивают без разбора, дружище. Священников, детей, женщин, всех подряд.

— Его отец убивал единоверцев мусульман?

— Он не уточнил.

— А кем был по профессии его отец, что он столько людей отправил на тот свет?

Адмирал сделал большой глоток. Потом еще один. Опять плеснул в стакан.

— Он хотел знать, где здесь находятся офисы крупных банкиров.

Бахман, поднаторевший в допросах, научился не выказывать удивления, какой бы невероятной ни была полученная им информация.

— И что вы ему на это сказали?

— Я рассмеялся. Со мной такое бывает. «А зачем, говорю, тебе банкир? Откэшиться? Давай чек, я тебе помогу».

Бахман засмеялся, оценив шутку.

— А он?

— Не понял. «Чек? А что это?» Потом спрашивает, где они живут. У себя в банке или в частных домах.

— А вы что?

— Послушай, говорю, ты парень вежливый, и Аллах велел тебе стать врачом, так что перестань задавать дурацкие вопросы. Лучше отдохни в блошином приюте, поспи на нормальной кровати и заодно познакомься с приличными людьми, которые тоже жаждут спасти человечество.

— А он?

— Сунул мне в руку полусотенную. Голодный псих, татарская душа, дает старому лагернику новехонькую полусотенную за стакан паршивого супа.

Адмирал взял деньги у Бахмана, распихал по карманам все, что оставалось на столе, включая недопитую бутылку водки, и вернулся к своим морским дружкам в соседний кабинет.

 

После этой встречи Бахман на несколько дней ушел в свою излюбленную молчанку, из которой Эрна Фрай и не пыталась его вытащить. Даже новость о том, что датчане арестовали водителя грузовика по обвинению в контрабанде людей, не сразу его расшевелила.

— Водитель грузовика? — переспросил он. — Тот, что привез его в Гамбург на вокзал? Тот самый?

— Да, тот самый, — подтвердила Эрна Фрай. — Два часа назад. Я скинула тебе всю информацию, но ты был весь в делах. Копенгаген известил корком в Берлине, а те переслали ее нам. Довольно обстоятельная справка.

— Подданный Дании?

— Да.

— Датчанин по происхождению?

— Да.

— Перешел в ислам?

— Ничего похожего. Хоть раз посмотри свою почту. Он родился в лютеранской семье и сам лютеранин. Единственный его грех — это брат, связанный с организованной преступностью.

Теперь он весь обратился в слух.

— Две недели назад плохой брат позвонил хорошему и сказал, что один богатый молодой человек, потерявший паспорт, должен прибыть в Копенгаген на грузовом корабле из Стамбула.

— Богатый? — перебил ее Бахман. — Насколько богатый?

— Пять тысяч долларов сразу за то, чтобы вывести его из доков, и еще пять тысяч за благополучную доставку в Гамбург.

— Кто платил?

— Молодой человек.

— Из собственного кармана? Десять тысяч наличными?

— Выходит, что так. Хороший брат сидел на мели, поэтому он, не включив голову, взялся за дело. Имени пассажира он не знал, и по-русски он не говорит.

— Где сейчас плохой брат?

— За решеткой, само собой. Они сидят в разных камерах.

— Что он говорит?

— Он от страха наложил в штаны и предпочел бы остаться в тюрьме, чем получить пулю от русской мафии.

— Их мафиозный босс стопроцентно русский или мусульманин?

— По словам плохого брата, его московский сообщник — уважаемый чистокровный русский авторитет, проворачивающий самые крупные дела в мире организованной преступности.

Быстрый переход