Я понимаю, что она швырнет в меня бутылку, еще до того, как она замахивается.

— Кое-кто делает неправильный выбор! — кричит она.

Я отступаю, закрываясь, и жидкость забрызгивает только мою правую ногу. Я совершенно забываю о Ванессе, пока не слышу ее голос:

— Ты мне никогда не говорила.

— Я никому не рассказывала.

У Ванессы холодный взгляд. Она смотрит на Макса в окружении адвокатов.

— Почему-то сейчас я тебе не верю, — говорит она.

Мама жаждет поквитаться с Уэйдом Престоном за то, что он вытащил на свет божий мою историю, — понадобилось вмешательство Анжелы и волшебное слово «внуки», чтобы она согласилась зарыть топор войны и поехать домой. Мама обещает позвонить позже, справиться о том, как я, и видит, что сейчас я не хочу разговаривать. Ни с кем, кроме Ванессы. Всю обратную дорогу я пытаюсь объяснить, что произошло во время моих показаний. Она молчит. Когда я упоминаю об аборте, она вздрагивает.

Наконец, когда мы паркуем машину, у меня не выдерживают нервы.

— Ты больше никогда не собираешься со мной разговаривать? — взрываюсь я, хлопаю дверцей машины и иду в дом. Снимаю колготки, которые все еще липкие. — Какие-то католические предубеждения?

— Ты знаешь, что я не католичка, — отвечает Ванесса.

— Но когда-то была.

— Да дело вовсе не в этом чертовом аборте, Зои! Дело в тебе. — Она стоит ко мне лицом, продолжая сжимать ключи от машины. — Это довольно важный момент, который как-то выпал из наших отношений. Например, это как забыть сказать партнеру, что болеешь СПИДом.

— Ванесса, ради бога, аборт не ВИЧ, им заразиться нельзя.

— Ты считаешь, что это единственная причина, по которой нужно доверять глубоко личное человеку, которого любишь?

— Это чудовищное решение, которое я вынуждена была принять, даже несмотря на то, что мне повезло и я вообще могла принимать решения. Мне не очень-то хочется об этом говорить.

— Тогда ответь мне, почему Макс об этом знал, а я нет, — возражает она.

— Ты ревнуешь? Ты по-настоящему ревнуешь, что я рассказала Максу о чем-то ужасном из своего прошлого?

— Да, ревную, — признается Ванесса. — Довольна? Я эгоистичная стерва и хочу, чтобы моя жена открылась мне настолько же, насколько она открылась парню, с которым раньше состояла в браке.

— А мне, может быть, хотелось, чтобы моя жена проявила хоть толику сочувствия, — говорю я. — Особенно учитывая то, что мне только что досталось по первое число от Уэйда Престона — меня объявили врагом номер один всего мира.

— Тебе, похоже, кажется, что «мы» означает только «я», — продолжает обижаться Ванесса.

— Отлично! — восклицаю я, на глаза наворачиваются слезы. — Хочешь услышать о моем аборте? Это был самый ужасный день в моей жизни. Я плакала, пока ехала в клинику и когда возвращалась обратно. Мне пришлось два месяца давиться китайской лапшой, потому что я не хотела просить у мамы денег и ничего ей не рассказывала, пока не вернулась домой на летние каникулы. Я не стала принимать обезболивающие, которые мне потом прописали, потому что чувствовала, что заслуживаю боли. А парень, с которым я встречалась — парень, который вместе со мной решил, что это единственно правильный выход, — через месяц меня бросил. И хотя все врачи, к которым я обращалась, уверяли, что мое бесплодие никак не связано с абортом, я так и не смогла в это по-настоящему поверить. Ну что? Теперь довольна? Ты это хотела услышать?

К концу своей речи я просто захлебываюсь рыданиями, так что едва понимаю собственные слова.