Я признаюсь, что да, я сделала аборт. Мне было девятнадцать, я еще училась в колледже. Я наивно полагала — какая же дура! — что все еще впереди.

Я замолкаю и чувствую себя как выжатый лимон. Лишь однажды я вспоминала об этой операции — в клинике репродукции человека, когда мне пришлось честно рассказать свою репродуктивную историю либо подвергнуть риску свои шансы забеременеть. Это случилось двадцать два года назад, но внезапно меня охватило то же чувство: меня трясла дрожь, я была сбита с толку.

И зла как черт.

Клиника не могла официально раскрыть подобную информацию Уэйду Престону. Следовательно, утечка информации произошла из другого источника, от человека, который был со мной в тот день в клинике, когда я заполняла бланк.

Макс.

— По какой причине вы скрывали эту информацию от суда?

— Я ничего не скрывала.

— Возможно потому, что полагали — и нисколько не ошибались, — что тогда ваши рыдания о том, как вы мечтали иметь ребенка, покажутся несколько лицемерными?

— Протестую!

— Вам когда-нибудь приходило в голову, — продолжает давить Уэйд Престон, — что вы не можете родить еще одного ребенка, потому что Господь наказывает вас за убийство первого?

Анжела вне себя. Она изрыгает огонь негодования на Уэйда. Но хотя он и снимает свой последний вопрос, тот повисает в воздухе подобно неоновой табличке, после того как закрываешь глаза.

И несмотря на то, что я не должна отвечать на этот вопрос вслух, я уже сама себе на него ответила.

Я не хочу верить в Бога, который может наказать меня за то, что я сделала аборт.

Но это не означает, что я никогда не задумывалась: а может быть, это на самом деле наказание?

— Ты не хочешь сказать, что, черт побери, это значит? — спрашивает меня Анжела, как только судья объявляет, что на сегодня заседание суда закончено. — Где он достал твою медицинскую карту?

— А ему не нужно было ничего доставать, — равнодушно отвечаю я. — Наверное, ему сказал Макс.

— В таком случае почему ты мне ничего не сказала? Было бы менее болезненно, если бы эту историю затронули на прямом допросе, а не на перекрестном!

Как, например, пьянство Макса. Все любят кающихся грешников. Если бы тему его пьянства затронули мы, все выглядело бы так, будто он что-то скрывает.

Именно в таком свете сегодня выставил меня Уэйд Престон.

Он как раз закончил собирать свой портфель и, проходя мимо, учтиво улыбается.

— Очень жаль, что вы не знали о скелетах в шкафу своей клиентки. В буквальном смысле этого слова.

Анжела не обращает на него внимания.

— Может быть, ты еще что-то забыла мне сказать? Потому что я очень не люблю сюрпризов.

Я качаю головой, все еще не в силах прийти в себя, и вслед за ней покидаю зал суда. В коридоре нас ждут моя мама и Ванесса — их все еще не пускают внутрь.

— Что там произошло? — спрашивает Ванесса. — Почему судья вышвырнул половину зала?

— Поговорим об этом в машине. Я хочу домой.

Но как только мы открываем входную дверь и оказываемся на ступеньках, на нас обрушивается град вопросов.

Я ожидала вопросов, но не тех, что задают: «На каком сроке вы сделали аборт? Кто отец ребенка? Вы с ним до сих пор общаетесь?»

Ко мне подходит женщина. Судя по желтой футболке, она баптистка из Вестборо. У нее пластмассовая бутылка с каким-то фруктовым пуншем, но издали это похоже на кровь.

Я понимаю, что она швырнет в меня бутылку, еще до того, как она замахивается.