В частности, я нахожу, что мистер Хоббс и его сожительница мисс Декстер, заявляя о том, что ребенку грозит опасность, руководствовались не альтруистическими мотивами. Нельзя закрывать глаза и на то, что они умело подтасовывали факты ради достижения собственной выгоды.
К этому моменту Сэнди уже так стискивала мне руку, что, похоже, несколько косточек треснули. Но только мне было не до этого.
— Таковы причины, по которым суд принял свое решение, согласно которому данный ребенок имеет право видеться и проводить достаточное время с обоими родителями…
Он сделал паузу и молчал секунду или две, но они показались мне долгой минутой.
— …но при этом суд постановляет, что постоянно проживать ребенок будет с матерью.
В зале повисло долгое молчание — как будто все находились в глубоком шоке. Паузу нарушил Трейнор:
— И поскольку в ходе рассмотрения дела я усмотрел злой умысел, направленный против ответчика, оплату всех судебных издержек я присуждаю стороне истца.
Мгновенно Люсинда Ффорде вскочила на ноги:
— Прошу разрешения на апелляцию.
Трейнор долго буравил ее взглядом. Потом ответил:
— Просьба отклоняется.
Он собрал со стола свои бумаги. Снял с носа очки-полумесяцы. Посмотрел на наши потрясенные лица. И сказал:
— Если вам больше нечего добавить, объявляю слушание закрытым.
Глава 15
Через полтора месяца на Лондон обрушилась жара. Она длилась почти целую неделю. Ртуть в градуснике рвалась выше отметки 30 градусов, небо превратилось в ярко-синий безоблачный свод, и сияющее солнце припекало без устали.
— Разве не удивительно? — спросила я в пятый знойный день без намека на дождь.
— Это ненадолго, — ответила Джулия. — Все может кончиться в любой момент, и мы вернемся к серой норме.
— Это верно, но сейчас даже думать о таком не хочется.
Мы отдыхали в парке Уондзуорт. День клонился к вечеру. С полчаса назад Джулия позвонила мне в дверь и спросила, не хочу ли я выйти погулять. Я отложила новую рукопись, над которой корпела, уложила Джека в коляску, нацепила темные очки и шляпу от солнца, и мы вышли. Пока добрались до парка, Джек уснул. Мы устроились на поросшем травой взгорке у реки, Джулия сунула руку в сумку и извлекла на свет два винных бокала и запотевшую бутылку охлажденного «Совиньон Блан».
— Мне подумалось, что неплохо бы отметить такую небывалую жару глоточком пристойного вина., ты как, не против чуть-чуть себя побаловать?
— Наверное, стаканчик могу себе позволить. Тем более что дозу антидепрессантов мне снизили вдвое.
— Вот это здорово, молодец, — обрадовалась Джулия. — У меня больше года ушло на то, чтобы с ними покончить.
— Ну, доктор Родейл не спешит объявить, что я полностью «исцелилась».
— Но ты явно к этому идешь.
Она откупорила бутылку. Я легла на спину, подставила лицо солнцу, так что острый лимоннокислый аромат травы забил все обычные запахи города, и подумала: все это довольно приятно.
— Вот, держи. — Джулия поставила бокал на траву рядом со мной, а сама закурила.
Я села. Мы чокнулись.
— За благополучное окончание дела, — сказала она.
— Какого?
— За то, что покончено с этим чертовым проектом.
— Ты имеешь в виду историю восточных англов?
— Ну да, эту пакость, — ответила она, имея в виду толстенную рукопись, с которой она долго провозилась и которая надоела ей до безумия (по крайней мере, так она говорила). — Закончила вчера вечером и бантиком перевязала. |