— Вероятно, через Мари.

Худощавого, казалось, все это очень забавляло.

— Exactemant. Два человека в совершеннейшей глуши, из которых один неуловим для Пьера, c'est vrai — но другой… вы, Мари. Вы думали об Арманде. Вы очень настойчиво о нем думали.

Он почти замурлыкал, когда продолжил:

— И этим вы его выдали.

Я смотрела на него, стараясь выдержать его взгляд, но глаза у меня как будто горели. Вот сволочь! А мы-то об этом даже не подумали.

— Арманд, Арманд, — сказал худощавый и печально покачал головой, как многострадальный отец нерадивого сына. — Вы доставили нам очень много хлопот своим безрассудным поведением. Вы всерьез полагали, что сможете от нас навсегда скрыться? Я вас умоляю, Арманд. Это же почти оскорбление. Вы ведь знаете наши возможности.

Я услышала, как Арманд шумно вздохнул рядом со мной. Я посмотрела на него, хотела поймать его взгляд, но он только мрачно глядел перед собой, в пустоту.

— Четырнадцать запоров пришли в негодность, — продолжал худощавый. — Вы сломали пятьдесят семь видеокамер. Задние ворота института сломаны. Признаю, что вам был известен подземный служебный ход — это нам следовало бы учесть, но Арманд, бедная Фелиция! Она все еще не оправилась после шока от тех ужасных слов, которые вы ей сказали, чтобы заставить молчать. Подумайте, ведь девочке всего только семь лет!

Мне показалось, глаза Арманда влажно заблестели. Я украдкой взяла его за руку, пожала ее и вдруг, когда он в ответ пожал мою, почувствовала ничем не обоснованную, глубокую уверенность в том, что все кончится хорошо. Как-нибудь.

— Et en plus, Armand, вы так обидели нас своим поведением, — продолжал худощавый. — Вы выразили тем самым свое недоверие нам. Многие, кто для вас работал, чувствуют себя оскорбленными, вы можете себе это представить.

Он взглянул на Арманда и повторил:

— Ведь вы можете себе это представить, не правда ли?

— Oui, — неохотно кивнул Арманд.

Навязчивые рассуждения мужчины на переднем сиденье показались мне, мягко говоря, странными. Создавалось такое впечатление, что долгая поездка ему наскучила и он решил показать нам, какой он классный парень. То, что мне при этом было страшно плохо, он не замечал, а если и видел, то это его нисколько не волновало.

— Я должен вам еще кое-что рассказать, — продолжил худощавый как ни в чем не бывало. — Что-то, что имеет отношение к вам, Арманд, и к вашей маленькой подружке. Вам это покажется интересным, я вас уверяю.

Я почти забыла, что меня тошнит. Боже мой, что это еще значило?

— Посреди ночи раздался звонок, — рассказывал он. — Зазвонил мобильный телефон Клода, но в трубке был слышен только неясный шум. Пока мы гадали, что бы это значило, в трубке раздались голоса. Это был ваш голос, Арманд. И голос девочки, которую мы не знали. Еще не знали.

— А? — вырвалось у меня. Я ничего не понимала.

Худощавый взял мою сумку, перекинул ее назад и положил Арманду на колени.

— Откройте ее, Арманд. Посмотрите, может быть, вы найдете кое-что внутри.

Арманд не двигался, он просто сидел и смотрел перед собой с каменным лицом.

— Allez-y, Арманд, открывайте же, — настаивал мужчина.

Что это значило? Я слегка приподнялась на своем сиденье, настолько, насколько позволяла мне моя тошнота, и в недоумении смотрела то на Арманда, то на седого мужчину.

— Comme vous voulez, — сказал худощавый мрачно и взял коричневую сумку обратно к себе. Он засунул внутрь руку и достал, рассчитывая, видимо, на эффект фокусника, который достает из шляпы кролика, тоненький серенький мобильник, которого я никогда в жизни не видела.